Записки prostitutki Ket

Это хоть и значительно облегчало всем жизнь, но было совсем не в духе Бабдаши.

А потом мне было странное видение. И я даже протерла глаза, проверяя, не мерещится ли.

А когда поняла, что это вовсе не плод моей фантазии и утрешнего бодуна, я выпала в осадок.

По февральской слякоти, как по небесным облачкам, в сторону парадной грациозно плыла Бабдаша.

Она была в модном и отнюдь не старушечьем сером пальто, приличных сапогах на танкеточке и с новой, даже где-то слегка кокетливой, современной сумочкой, заменившей хозяйственную торбу.

Но удивило меня даже не это…

На голове у Бабдаши вместо вечно собранного в хвост непонятно чего появилась прическа. Бабдаша перекрасилась в томный баклажан и неплохо так подстриглась. Образ завершали помада, тени и подкрашенные тушью ресницы.

— Ого! — выдала я на одном дыхании. — Здрасьте! А вам идет.

— Правда? Хорошо мне? Хорошо подстригли? Я вот… как раз из парикмахерской… вот… иду… — почему-то слегка нервничая, сказала Бабдаша.

И я не удержалась. Это было сильнее меня.

Я спросила:

— Что, на весну новенького захотелось?

Бабдаша замялась, подумала и сказала:

— Ну… вот… Катя, можно я тебе опять кота оставлю, пусть пока у тебя побудет, хорошо? Он же тебе не мешает? Ко мне вот… Толик приезжает, а у него эта… аллергия на шерсть, ну и…

— Сын? — глупо спросила я.

Ну кто же еще может приехать к старой скандалистке.

И вот тут-то все и прояснилось.

Бабдаша, слегка заикаясь от смущения, рассказала мне, что, будучи в гостях в другом городе, познакомилась с тамошним дедулей — соседом родственников, Толиком.

Толик этот, военный пенсионер, был обстоятелен и галантен, цитировал на память Бродского, имел стать, выправку, вообще был кругом хорош.

И неважно, что Толику уже исполнилось семьдесят два, а Бабдаше шестьдесят шесть — уж накрыло так накрыло.

Покантовавшись там, походив на почти романтические свидания к Толику в гости и, очевидно, вспомнив все прелести жизни, Бабдаша вернулась в Питер.

А вернувшись, крепко задумалась и заскучала. Впрочем, похоже, то же самое происходило и с Толиком, ибо, когда счет за телефонные переговоры по межгороду стал немыслимым, старички приняли соломоново решение — Толик едет к Бабдаше в гости, а там уж как пойдет…

Ну а что? Он одинок и без детей, она тоже не шибко занята, а потому — чего ж не вспомнить годы молодые.

Сказать, что я обалдела, — это не сказать ничего. Ибо слабо я представляла себе скандалистку и истеричку Бабдашу в образе романтической фемины и роковой фам фаталь, от которой еще кто-то способен потерять голову.

Но вот случилось же.

И мы пошли к Бабдаше за котом.

А напоследок, отдавая мне мисочку и лоток, Бабдаша, смущаясь, сказала:

— Только, Катенька, как он приедет, не называй меня при Толике «бабой Дашей», хорошо? Говори «Дарья Алексеевна»… Ну, сама понимаешь…

— Ага, Дарьяалексевна! — весело отчеканила я, взяла кота с приданым и понеслась наверх.

И Толик — седенький, сухонький и опрятненький — таки приехал.

И Бабдаше вообще не стало дела до соседей. У нее завелась своя личная жизнь.

А на днях Бабдаша под простеньким предлогом — навестить кота, пожаловала ко мне в гости. Мы посидели на кухне, попили чаю, и я почувствовала: Бабдаше неймется чем-то поделиться.

— Ну, как вам там с Толиком живется? — аккуратно подвела я тему.

— Ой, ты знаешь, — с готовностью выпалила помолодевшая партизанша, — «Скорая» вот недавно приезжала…

— Ой! — всполошилась я. — Вы заболели?

— Да не я, — горестно подхватила Бабдаша, — у Толика был сердечный приступ.

И продолжила на одном дыхании, явно исподтишка посматривая на мою реакцию:

— А я ему говорила — не надо так часто…

— Что часто, Бабдаша? — искренне не поняла я сразу.

— Ну как что, — неопределенно махнула рукой Бабдаша. — Это вы молодые, вам часто можно, а нам-то уже что? А он — нет, как я рядом оказываюсь — так и все, сразу начинает… Замучил уже совсем…

И по блядинке-блестинке в глазах, по странно-кокетливому жесту я вдруг совершенно ясно поняла: она не жалуется.

Она хвастается.

«Мол, как я, а! Я-то еще очень ничего, раз мужик на мне сердечные приступы хватает! Я-то еще всех вас, молодушек, переплюну!»