Вавилонский голландец

Эта книга называется «Вавилонский голландец».

Кэти Тренд

Капитанский шторм

До определенного момента я считал, что попал на идеальный корабль.

Действительно, такого спокойствия, как на борту «Морской птицы», мне доселе встречать не приходилось. В тесной, да еще и оторванной от мира компании неизбежны хоть какие-то натянутости, недомолвки, случаи личной неприязни и настоящие ссоры – на борту нашего корабля ничего такого не случалось, может быть, потому, что мы сознавали: этот корабль не утонет. Раз я даже подумал, что уже умер и деление на дневную и ночную вахты чисто условно. Правда, я уже ездил домой в отпуск, и там все было как обычно: мама хлопочет, папа паяет что-то в мастерской, сестра молчит, – но ведь мирная домашняя жизнь вполне может быть моей посмертной фантазией.

Но однажды я проснулся утром от ощущения, что жив – ох, и еще как жив! Корабль взбрыкнул и вышвырнул меня в узкий проход между койкой и переборкой, куда я уже успел поставить добытый в Норвегии живописный матросский сундучок. Грани его и углы были обиты чеканной медью, и я, не успев спросонья ничего сообразить, с маху врезался в него голой щиколоткой.

Стоило мне проснуться от удара окончательно и попытаться сесть, как выяснилось, что я не знаю, где, собственно, вертикаль. Корабль валяло, как бочку в водопаде. На моей памяти это был первый шторм. Конечно, на борту «Шарлотты-Анны» штормиться мне приходилось, но там я был к этому морально готов, а теперь чувствовал, что меня предали. Рай, видимо, оказался прелюдией к аду; с другой стороны, это ведь привычный матросский ад, а не какая-нибудь там геенна огненная, так что выпить кофе не помешает.

На ушибленную ногу я едва мог ступить, но, к счастью моему, ходить по этому кораблю не смог бы и абсолютно неповрежденный человек. Корабль, все еще послушный моей фантазии (надо же, это умение не пропало даже тогда, когда я наконец поддался уговорам Сандры и поверил в себя), выставлял мне под руки какие-то резные детальки даже в коридоре нижней палубы, до сих пор резьбою не украшенном. Практически на руках я добрался до камбуза.

– О, Йозек! – услышал я голос Сандры: вися в распор между камбузным столом и продуктовой тумбой, она варила кофе, держа на подносе кофеварку, воткнутую в сеть. – Ты никак тоже кофе захотел? А вот Джонсон не может уже, никогда бы не подумала.

– Что случилось? – хрипло спросил я, цепляясь к резному пиллерсу у барной стойки.

– А, у капитана дурное настроение. Там, наверху, тьма кромешная, так что кэп ведет, – объяснила она, тщательно удерживая кофеварку в горизонтали, – с нами это уже бывало, еще до тебя.

– А где ребята?

– Когда все это началось, кэп объявил – всем спать до дальнейших распоряжений. Спят в гамаках без задних ног. Уж если капитан сказал спать, все спать и будут. О, сейчас зашевелится… Есть! Подставляй чашку.

Я вынул из кармана любимую деревянную чашечку, принюхался. Действительно, меня не мутило ни капельки, хороший вестибулярный аппарат – страшная сила.

– Джонсона укачало?! – До меня дошло только тогда, когда горький и густой вкус Сандриного кофе пробрал мою голову до дна. – Ничего себе.

– Да, его укачивает, – подтвердила Сандра. – Он, когда начинается болтанка, вообще не может в трюме сидеть. Где-нибудь наверху за что-нибудь уцепился, должно быть… – Сандра вдруг замерла, не донеся до рта чашку. – А ведь точно, если он тот самый Джонсон, то вот так он и спасался каждый раз! Всегда был наверху. Эх, жалко, мало шансов донести кофе до бака… Курить хочется. Третий-то наверняка уже там.

– Погоди, – сказал я, вспомнив, что у меня в каюте есть хорошая фляга-термос, но ступил на пораненную ногу и взвыл.

Пришлось обрабатывать мою ногу, идти за термосом, варить новый кофе, – любое человеческое действие в сердцевине шторма превращается в акробатический этюд. В частности, нам пришлось упереться спиной в большой стол кают-компании и ногами – в опрокинутую такелажную лавку, чтобы Сандра могла дотянуться до моей ноги, не рискуя пожертвовать своей головой.

На палубу мы собирались как следует. Непромоканцы, зюйдвестки и хорошие резиновые сапоги – чтобы с палубы не ускользнуть. Джонсон действительно был на баке, хоть его и заливало. Сидел он на два метра выше палубы, там, где грота-штаг раздваивался, чтобы обойти фок-мачту. С неба лупила стена воды, с моря налетала порывами белая пена, борт дрожал от ударов волн, – и во всей этой темноте тягающие веревки ночные матросы выглядели настолько материальными, что я застыл на месте, разглядывая их архаические костюмы, и забыл даже, что шел курить. Сандра дернула меня за рукав.