Путница

– Ты в порядке? – Жар ткнул Алька пальцем в выпирающий позвонок.

– Спать хочу, – проворчал саврянин, не поднимая головы. – Ты с печью разобрался?

– Да, горит.

– Запихни туда кувшин.

– Рыска уже ставит. – Вор сел рядом, ковырнул масло пальцем и сунул его в рот. – Ум-м-м, сладенькое!

Повторно снять пробу Жар не успел – Альк выбросил руку вперед и пришлепнул его ладонь на полпути к плошке.

– Ты тут не один.

– И что? Я за него заплатил, могу хоть все съесть! – запротестовал вор, пытаясь добраться до масла второй рукой, но та тоже угодила в плен.

– А откуда у тебя деньги? – спохватилась Рыска. Она прекрасно помнила, что стража не только прощупала каждую складку на одежде, но и башмаки перетряхнула.

– Да так, – рассеянно отозвался Жар. – Завалялись. Слушай, может, и картошку в печь поставить? Пусть погреется.

– Где завалялись?!

Альк снова подобрал руки под голову, повернул лицо к спутникам и злорадно сообщил:

– В чьем-то кармане по пути из города.

– Жар!!! Ты что, успел кого-то обокрасть?!

– Тихо ты! – цыкнул на нее вор, боязливо оглядываясь на занавеску. – Ну взял немножко… – (Грех было не взять, эти простофили на площади совсем за кошелями не следили!) – Потом верну, честное слово!

– Ты уже гитару вернул!

– Гитару я просто не успел. А теперь ее снова сперли, так что извините.

– Может, на ней лежит проклятие? – вкрадчиво предположил Альк, чей сарказм отогревался вместе с телом. – И коров сперли как раз из-за того, что на седле висела гитара?

Рыска с отчаянием подумала, что проклятие лежит на ней самой. Угораздило же связаться с этой парочкой!

– Я на ворованные деньги есть не буду! – Девушка решительно отодвинула плошку. Сильного впечатления это не произвело, потому что в масле уже зияла проколупанная Жаром дыра.

– Спать тоже? – уточнил Альк.

Рыска замялась. Дождик еще не закончился и, похоже, до утра не собирался. Мелкий-мелкий, а земля успела промокнуть даже под деревьями.

– И не стыдно тебе ему потакать?!

– Нет, – равнодушно ответил саврянин. – Я устал, замерз и проголодался. Пусть ворюга сам с Хольгой за грехи рассчитывается.

– Но если мы закроем на это глаза сейчас, то он и дальше будет воровать!

– Ну и что?

– Это плохо!

– От того, что ты из принципа околеешь в луже под забором, лучше не станет.

Рыска все-таки рискнула бы – но ноги не пожелали поддержать ее благое намерение по перевоспитанию друга. Желудок тоже протестующее ворчал, не понимая, почему его обделяют, если еда и ночлег оплачены из одного кошелька.

Альк снял крышку с горшка и вытащил большую, желтую, облепленную укропом картошину. Собачонка заскулила и положила лапку ему на колено, умильно заглядывая в глаза и виляя хвостиком. Ее вопросы морали тем более не тревожили, а картошечка пахла так вкусно!

Саврянин так поглядел на собачку, словно представлял ее на вертеле, с поджаристой корочкой. Но все-таки отломил и бросил псине кусок картошки, жадно пойманный на лету.

– Ты глянь, ест, – вяло удивился Альк. – Неизбалованная.

– Кому ее тут баловать-то? – Вор шутки ради предложил собачонке четвертушку лука. Та обиженно чихнула и отвернула морду.

«Я – падшая женщина!» – с отчаянием подумала Рыска, глядя, как Жар заискивающе ставит перед ней тарелку, а Альк придвигает масло обратно – разумеется, поближе к себе, а не угождая девушке. Правильно молец говорил: стоит раз оступиться, и покатишься по наклонной. Сначала – кража Милки, потом похищение видуна, потом присвоение коров, потом убийство, потом тюрьма, потом виселица (правда, ее молец упоминал как конечную точку падения, а не промежуточную), а потом Рыска действительно помрет где-нибудь под забором, в лохмотьях и язвах, отвергнутая и забытая всем белым светом… Нет, надо срочно собраться с духом и прервать этот порочный круг!

Девушка шмыгнула носом и, бесконечно себя презирая, вгрызлась в картофелину.

* * *

Телега скрипела то тише, то громче, и тогда все ездоки напрягались, готовые в любой момент соскочить и начать яростно браниться. Но сломанная ось, подлеченная пучком палок и веревочными опоясками (даже голова штаны рукой поддерживал), пока держалась. По-хорошему сидеть бы на телеге не стоило, но впереди уже виднелся город. Едва-едва виднелся россыпью алых точек в темноте. А в тсарском приказе говорилось: приехать. Увидят стражники, что работники рядом с телегой идут, – мигом неладное почуют. Вот доберутся до места, отметятся у писаря, тихонечко лубки снимут и – «Вот напасть! Сломалась, проклятая! С чего бы это, а?». И пусть тсарь новую выдает.