У него из глаз посыпались искры. Когда он пришел в себя, то уже лежал на спине, а Роксана сидела сверху, широко расставив ноги и сердито ворча, а ее ногти с безупречным маникюром тянулись к его лицу.
Он схватил ее за запястья, сжал их и дернул вниз, пока эти скрюченные пальцы не содрали кожу с его физиономии. Они замерли в этом положении, и у каждого в памяти всплыли неуместные чувственные картины. Оба тяжело дышали и смотрели друг другу в глаза с откровенной взаимной неприязнью.
– Отпусти меня, Каллахан.
– Я пришел сюда с неисцарапанным лицом и уйти хочу с неисцарапанным.
Она еще раз дернулась, пытаясь освободиться, но он не ослабел за те пять лет, которые провел Бог знает где. Как и прежде, он был силен, как бык. Укусить его было бы неплохо, но недостойно. Роксана остановила свой выбор на презрении.
– Не беспокойся, твое лицо меня не интересует. Хоть он и разжал руки, но оставался в напряжении, пока она не встала – с изяществом и надменностью богини, поднимающейся из лужи.
Тогда он тоже вскочил с этой сверхъестественной скоростью и экономией движений, которую она так хорошо помнила, и стал перед ней, покачиваясь на носках. Ничего не говоря, Роксана повернулась к нему спиной и налила себе шампанского. Даже пузырьки, которые лопались у нее на языке, казались безвкусными и сухими. Но за это мгновение, такое нужное ей мгновение, она успела закрыть последний замок на своем сердце.
– Ты еще здесь? – спросила молодая женщина, поворачиваясь обратно.
– Нам надо о многом поговорить.
– В самом деле? – она отпила еще. – Странно, не представляю даже, о чем.
– Тогда говорить буду я, – он перешагнул через лужу и раскрошил бутон розы к себе в бокал. – А ты попробуй послушать, тебе это будет полезно, – его рука метнулась вперед, чтобы перехватить ее запястье до того, как она успела выплеснуть шампанское ему в лицо. – Хочешь еще подраться, Рокс? – его голос был низким и угрожающим, и – Господи помоги ей! – от этого тембра у нее по спине пробежали мурашки. – Ты ведь проиграешь. Силы не в твою пользу.
Он был прав. Ярость толкала ее броситься на него, искусать, исцарапать, но все кончилось бы тем, что она опять приземлилась бы на задницу. Ладно, в ее арсенале еще оставалось другое оружие. И она собиралась использовать все, лишь бы заставить его отплатить за то, что он когда-то бросил ее на столько долгих лет.
– Я не стану тратить на тебя шампанское, – его пальцы расслабились, и она опять поднесла бокал к губам. – и уж тем более – свое время. У меня назначена встреча, Люк. Так что тебе придется меся извинить.
– У тебя нет никаких встреч вплоть до завтрашней пресс-конференции, – он отсалютовал ей своим стаканом. – Я уже спросил это у Мышки. Почему бы нам не поужинать вместе? И все прояснить.
Роксана едва сдерживалась, чтобы не взорваться от гнева. Но спокойно повернулась к гримировочному столику и села.
– Нет. Спасибо, но нет, – отставив бокал в сторону, она принялась снимать кремом грим. – Я скорее отужинаю с бешеной крысой.
– Тогда мы поговорим здесь.
– Люк, время идет, – она бросила в сторону использованные салфетки. Теперь, без красок, которыми Роксана разрисовала себя для выступления, он увидел, что она стала еще красивее. Ни один из ее образов, которые он ухитрился сохранить в течение всех этих долгих лет, даже и близко не был похож на Роксану во плоти. Ни одно из желаний, мучавших Люка все это время, не могло сравниться с тем, что пронзило его сейчас.
– А когда время проходит, – продолжала она, накладывая на лицо увлажняющий крем, – то какие-то события кажутся нам крупными, а какие-то – мелкими, незначительными. Ты можешь считать, что то, что когда-то было между нами, стало маленьким-маленьким, почти неразличимым. Так что, давай не будем ничего выяснять, ладно?
– Я знаю, что обидел тебя… – но все, что собирался ей сказать, застряло у него в горле, когда он заметил в зеркале отражение ее глаз. Они казались дымчато-зелеными, и в них бушевала такая мешанина чувств, что больно было смотреть.
– Ты даже представить себе не можешь, что со мной сделал, – от этих слов, произнесенных шепотом, он почувствовал себя словно раздавленным. – Представить не можешь, – повторила она. – Я любила тебя всем сердцем, всем, чем была или могла быть, а ты разбил это чувство вдребезги. Ты уничтожил меня. Нет, не надо, – она сделала глубокий вдох, замерев, как изваяние, когда его рука потянулась к ее волосам. – Не прикасайся больше ко мне.