Обманутые иллюзии

Вот когда он доберется до Майами, все будет по-другому. Отшвырнув портмоне из искусственной кожи за груду пустых молочных бутылок, он подсчитал сегодняшнюю добычу.

Двадцать восемь долларов. Убийственное зрелище.

Но в Майами, в этом краю солнца, веселья и высоких океанских волн он уже поразживется. Все, что от него требуется, – это туда попасть, а он пока что сэкономил всего двести долларов. Еще чуть-чуть, и можно будет проехать на автобусе хотя бы часть дороги. На «грейхаунде», – подумал он, и мимолетная улыбка осветила его лицо. Как здорово – сидишь и едешь, хоть какая-то передышка от автостопа, от всех этих накачавшихся хиппи или извращенцев с толстыми коротенькими пальцами.

Беглец не может быть слишком разборчив с транспортом. По собственному опыту Люк уже знал, что если тебя посадит в машину добропорядочный гражданин, то дело может кончиться полицией или – что почти так же противно – лекцией на тему «Какие опасности подстерегают маленьких мальчиков, убегающих из дому».

Бесполезно объяснять, что дома – намного опаснее, чем любые страхи в дороге.

Отложив в сторону две долларовые бумажки, Люк засунул остальной улов в свой изношенный ботинок. Он изрядно проголодался. Уже примерно час, как запах горячего жира истязал его пустой желудок. Он решил вознаградить себя за труды подгоревшим гамбургером, пакетиком жареной картошки и запить все это холодным лимонадом.

Как и большинство двенадцатилетних мальчишек, Люк с удовольствием прокатился бы на карусели, но если его и тянуло к вертящимся огням, то он уже научился подавлять в себе это желание глумливым, презрительным смешком. Только псих может считать такие развлечения интересными, – рассуждал он, жуя недозрелые ягоды дикого винограда. Конечно, ночью всех этих детишек ждут теплые постельки, а ему придется спать прямо под звездами; когда они проснутся, мамочка и папочка будут говорить им, что и как делать.

Никто и никогда ничего такого ему больше в жизни не скажет!

Чувствуя собственное превосходство, он засунул большие пальцы в передние карманы джинсов и важно направился к столикам, где можно было поесть.

Он опять прошел мимо афиши с огромным, больше, чем в натуральную величину изображением мага. Великий Нувель, с черными как сажа волосами, пышной бородой, гипнотизирующими темными глазами. Всякий раз, когда Люк смотрел на афишу, он чувствовал, что его словно магнитом тянет к чему-то, чего он не мог понять.

Казалось, что глаза на афише смотрят прямо на него, что они могут увидеть и узнать все про Люка Каллахана, в прошлом из Бангора, штат Мэн, а теперь направляющегося в Берлингтон, Ютику и еще Бог знает куда, потому что сам Люк уже забыл.

Он почти верил, что нарисованный рот вот-вот заговорит, а рука с веером карт сорвется с афиши, схватит его за горло и втянет за собой прямо в эту картинку. И он будет заточен там навсегда, отчаянно колотясь с той стороны картона, точно так же, как колотился во столько запертых дверей своего детства.

Эта мысль вызывала у него невольную дрожь, поэтому Люк презрительно скривил губы.

– Волшебство – чушь! – произнес он, но произнес шепотом. Сердце забилось быстрее, когда он набрался смелости взглянуть прямо в нарисованное лицо. – Ничего особенного, – продолжал мальчик, постепенно набираясь уверенности в себе. – Вытаскиваешь дурацких кроликов из дурацких шляп, или показываешь какие-нибудь глупые карточные фокусы.

Но ему хотелось посмотреть на эти дурацкие фокусы даже сильнее, чем прокатиться на карусели. Даже сильнее, чем набить рот сдобренной кетчупом жареной картошкой. Люк колебался, нащупывая пальцами в кармане один из отложенных долларов.

Да, это стоит одного зеленого, наконец решил он, хотя бы для того, чтобы убедиться, что в этом волшебнике нет ничего особенного. Чтобы сесть, в темноте, – размышлял он, вытаскивая истрепанную банкноту и покупая билет. – Там наверняка найдется несколько карманов, куда он сумеет запустить свои проворные пальцы.

Тяжелый брезентовый занавес захлопнулся за его спиной, преградив путь уличному свету и воздуху. Шум толпы стих и стал похож на шелест дождя. Зрители уже усаживались на низкие деревянные скамьи, перешептывались, двигались, обмахивались бумажными веерами, чтобы хоть как-то спастись от удушающей жары.

Он остановился сзади и осмотрелся. Руководствуясь инстинктом, отточенным за последние шесть недель как лезвие ножа, Люк прошмыгнул мимо кучки детишек; не удостоил внимания и несколько пар, слишком бедных, чтобы можно было рассчитывать на какую-нибудь прибыль. В этой ситуации его клиентами могли стать только женщины, потому что большинство мужчин будут сидеть на своих портмоне.