122  

Глава 20

Парнишка из соседнего кибуца

— Два нарезных, — Глюк сунул деньги в окошечко ларька «Хлеб — Булка».

— Только маслят ему к нарезным не давайте, а то он перемочит тут всех! — завопил кто-то. Глюк обернулся — сзади скалился Денис.

— Блин, Диня, здорово! — обрадовался Аркадий. — Ты че тут делаешь?

— Как что? У меня родители недалеко живут, навещал. Обратно иду — вижу твою могучую спину! Как не подойти!

— А-а! Зайдешь ко мне?

— Давай! Кофеем угостишь?

— Спрашиваешь! Я тебе такой щас телевизор покажу, закачаешься! Вчера купил... Ди-Ди-Ди-Альфа! Тридцать три дюйма! — похвастался Глюк по дороге. — Картинка — ваще!

— Может, нам Ди-Ди Севена переименовать? — предложил Денис. — Пусть немножечко «Панасоником» побудет, пульт дистанционного управления для него сделаем...

Они подошли к девятиэтажке Глюка.

— Щас еще в подвал заглянем!

— Зачем?

— А у нас там кладовки, председатель кооператива в ЖЭКе набил. Я банки храню. Ну, чо родичи делают... Соленья, варенья... В квартиру чего набивать! У меня сахар утром кончился, пару кило взять надо.

— А мои на даче оставляют. Когда надо, привозят...

Глюк распахнул дверь в подвал и спустился по лесенке.

— С правой стороны, Динь, в самом конце... Щас свет включу...

— Да-а, солидно, — весь подвал был разбит на клети с широким проходом посередине. Кто побогаче, устроил себе кирпичные и металлические боксы, победнее — сбил из досок.

— А то! Вот мой! — Аркадий гордо положил руку на стенку из лакированной «вагонки». На дверце красовался портрет Шварценеггера.

— Это чтоб не ошибиться или вместо плаката «злая собака»?

Денис стоял спиной ко входу.

Глюк вдруг дернулся и стал оседать. В то же мгновение сзади по ушам ударила звуковая волна выстрела.

Рыбаков в шоке обернулся — метрах в пяти стояла фигура, сжимающая обеими руками пистолет. Клюгенштейн окончательно опустился на пол, с правой стороны груди расплывалось темное пятно.

Аркадий со свистом втянул воздух.

— Это тебе за то, чтоб людей не трогал! — с расстановкой прошипел стрелявший.

Денис в оцепенении присел рядом с братком и попытался его приподнять. Сзади куртка была сухая, пуля осталась в легком. Глюк что-то прошептал, но внимание Дениса было приковано к пистолету.

— Сберкассу помнишь, урка поганый? — процедил сквозь зубы киллер. Глюк сжал зубы. Рыбаков неожиданно наткнулся ладонью на обломок кирпича.

Говоривший поднял пистолет и деланно медленно, по-ковбойски, сдул предполагаемый дымок со среза ствола.

Денис распрямился как пружина и вложил в бросок всю силу. Почему и как он это сделал, он и сам впоследствии объяснить не мог — первобытный инстинкт самосохранения сработал на все сто процентов, тело действовало без вмешательства сознания. Начни он думать — и конец был бы предопределен.

Полукилограммовый кусок обожженной глины попал точно в предохранительную скобу спускового крючка. Ствол «браунинга», сломав верхние передние зубы, вдвинулся в рот «киллера» и уперся в нёбо. От резкой боли и неожиданности «ковбой» вздрогнул, кулаки его рефлекторно сжались, и указательный палец вдавил гашетку-Затылок разлетелся осколками, пуля чиркнула по потолку и ушла в сторону. Тело секунду постояло и рухнуло навзничь.

Глюк на мгновение даже забыл, что ранен, и приподнялся на локте.

— Вот это да, блин! — прохрипел он. Пустота в голове у Рыбакова рассеялась, мысли заработали четко и быстро.

— Рукой зажми рану! Чтоб пневмоторакса не было!

— Чего? — Аркадий тем не менее прижал ладонь к груди.

— Чтобы легкое не схлопнулось! Сиди, не двигайся!

Денис рванулся к лежавшему телу, поднял одну из гильз и сунул в карман. Кусок кирпича отлетел в сторону и среди хлама на полу подвала был незаметен.

Теперь картина напоминала типичную сцену самоубийства. Рыбаков аккуратно, рукой в перчатке залез в карман пиджака стрелявшего и в изумлении уставился на удостоверение капитана милиции.

— Ничего себе! Мент!

— Чего? — просипел из угла Глюк.

— Мент, говорю... Ну, дела! — Денис затолкал удостоверение обратно и вернулся к Аркадию. Тот уже снял шарф и, сложив его вчетверо, зажимал рану.

— Очень больно?

— Только когда смеюсь — неожиданно ответил Глюк.

— Юморишь, значит, жить будешь... Руку мне на плечо, и поднимайся! Давай, давай! Здесь еще выход есть?

Клюгенштейн кивнул.

— Веди! За меня покрепче держись и помни: если упадешь, мне тебя не дотащить... И не споткнись.

  122  
×
×