Искушение злом

Не в этом ли причина ее неудачного замужества? Она любила Роба, но никогда не чувствовала связи с ним. Когда все закончилось, она расстроилась, но большой горечи не почувствовала.

А, может быть, прав доктор Яновский, и она действительно похоронила глубоко в себе всю горечь, каждую толику печали, испытываемой ею со времени смерти отца. И Клер давала выход своим переживаниям в искусстве.

Да и в конце концов, что с ней не так? Она попыталась засунуть руки в карманы робы, когда обнаружила, что ее на ней нет. Женщина должна быть ненормальной, чтобы стоять перед открытым окном в Сохо одетой в легкую майку с надписью «приласкай киску». Ну и черт с ним, подумала она и высунулась еще больше. Может она и вправду ненормальная.

Она стояла, наблюдая, зарождавшийся свет и прислушиваясь к возникающему шуму, по мере того, как город просыпался; ее ярко-рыжие волосы были смяты после беспокойного сна, лицо было бледным и усталым.

Потом она отвернулась, готовая к работе. Было начало третьего, когда Клер услышала звонок в дверь. Он звучал, как назойливая пчела, пробиваясь сквозь шипение ее горелки и сильные звуки Моцарта из стерео колонок. Она решила не обращать на него внимания, но новая работа продвигалась не очень хорошо и внезапное вторжение было подходящим предлогом для перерыва. Она выключила горелку. Пересекая мастерскую, она сняла перчатки. На ней все еще были защитные очки, шапочка и фартук, она включила переговорное устройство.

— Да?

— Клер? Это Анжи.

— Поднимайся. — Клер набрала код и включила лифт. Сняв шапочку и защитные очки, она вернулась, чтобы повернуть скульптуру.

Скульптура стояла на сварочном столе в глубине верхнего отделения мастерской в окружении инструментов — клещей, молотков, резцов, дополнительных насадок для горелки. Баллоны с ацетиленом и кислородом отдыхали в крепкой стальной тележке. Под ними лежал лист металла размером в двадцать четыре квадратных фута, предохранявший пол от искр и горячих капель.

Большая часть верхнего отделения мастерской была заставлена работами Клер — куски гранита, бруски вишневого дерева и ясеня, стальные трубы и чурки. Инструменты для обтесывания, откалывания, шлифовки и сварки. Ей всегда нравилось жить со своей работой.

И вот она подошла вплотную к объекту ее теперешних стараний, глаза сузились, губы сжались. Ей показалось, что скульптура тянется к ней, и она даже не обернулась, когда двери лифта открылись.

— Я должна была догадаться, — Анжи Лебо откинула назад гриву черных, кудрявых волос и поставила ногу, обутую в ярко-красную итальянскую лодочку на деревянный пол. — Я звонила тебе больше часа.

— Я отключила звонок. Автоответчик все записывает. Что ты об этом думаешь, Анжи?

Глубоко вздохнув, Анжи изучила скульптуру на рабочем столе. — Хаос. М-да.

Кивнув, Клер ссутулилась. — Да, ты права. Я в данном случае пошла не тем путем.

— Не смей больше прикасаться к этой горелке. Устав кричать она мигом пересекла комнату и выключила музыку. — Черт побери, Клер мы с тобой договорились встретиться в «Русской чайной» в половине первого.

Клер выпрямилась и в первый раз посмотрела на свою подругу. Анжи как обычно была воплощением элегантности. Ее смуглая кожа и необычные черты лица прекрасно оттенялись синим костюмом от «Адольфо» и огромными жемчужинами.

Ее сумочка и туфли были одного оттенка ярко-красной кожи. Анжи любила, чтобы все подходило друг к другу, чтобы все было на месте. В ее шкафу туфли были аккуратно сложены в прозрачные пластиковые коробки. Ее блузки были подобраны по цвету и материалу. Ее сумки — легендарная коллекция — хранились в отдельных ячейках в специально построенном шкафу.

Сама же Клер считала себя счастливой, если ей удавалось найти две туфли из одной пары в черной дыре своего шкафа. Ее коллекция сумок состояла из одной хорошей черной кожаной вечерней сумки и непомерно большой сумки для холстов. Много раз Клер задумывалась над тем, каким образом она и Анжи стали и продолжали оставаться подругами.

Как раз теперь эта дружба была под вопросом, отметила про себя Клер. Темные глаза Анжи горели, а ритм длинных ярко-красных ногтей, барабанивших по сумке, совпадал с притопыванием ноги.

— Так и стой. — Клер перепрыгнула комнату, чтобы в беспорядке на диване найти рисовальную доску. Она отбросила в сторону свитер, шелковую блузку, нераспечатанное письмо, пустую упаковку «Фритос», пару романов в мягкой обложке и пластиковый водный пистолет.