Искушение злом

— Я ему все, что угодно пообещаю. — Она обошла дерево вокруг, уже думая о нем, как о своей собственности. — Это просто судьба, что ты меня сюда привез.

— А я то думал мы сможем просто здесь подурачиться. Она рассмеялась, затем посмотрела на сумки у него в руках. — Давай поедим.

Они уселись на земле рядом с ручьем, откуда у нее был хороший вид на дерево, и принялись разворачивать сэндвичи и сухой картофель. Иногда по дороге проезжала машина, но большую часть времени они провели в тишине.

— Мне этого не хватало, — произнесла Клер, откинувшись на валун. — Тишины.

— Ты из-за этого вернулась?

— Отчасти. — Она наблюдала, как он достал из пакета ломтик картошки. «У него прекрасные руки, — поняла она, — несмотря на сбитые и пораненные костяшки. Она отольет их в бронзе, сомкнутыми на рукоятке меча или прикладе ружья». — Ну, а ты? Если и был кто-то, кто лез из шкуры вон, чтобы выбраться отсюда, это был ты. Я так до сих пор и не понимаю, зачем ты вернулся, да к тому же в качестве столпа общества.

— Слуги народа, — поправил он и откусил от сэндвича. — Может быть, в конце концов, я понял, что проблема не в Эммитсборо, а во мне. — «Это лишь отчасти правда, — подумал он. Все остальное относилось к воплям в старых домах, пистолетной пальбе, крови, смерти».

— Да все в порядке, Рафферти. Просто в своем непокорстве подростка ты ушел на шаг дальше большинства. — Она улыбнулась ему. — В каждом городе должен быть хулиган.

— Ну а ты всегда была пай-девочкой. — Он рассмеялся, когда отвращение пробежало по ее лицу. — Умная дочка Кимболла, лучше всех училась в школе, вступила в ученический совет. Тебе наверное по сей день принадлежит рекорд по продаже самого большого количества скаутского печенья. — Ладно, Рафферти, я не хочу сидеть здесь, чтобы меня обижали.

— Я любовался тобой, — сказал он, но глаза его блеснули. — Правда. Когда ты не вызывала у меня отвращения. Хочешь картошки?

Она засунула руку в пакет. — Лишь потому что я придерживалась правил.

— Ты придерживалась, — трезво согласился он. — Конечно придерживалась. Он протянул руку, чтобы поиграть с медным крючком на ее комбинезоне. — Мне кажется все время думал, способна ли ты вообще терять рассудок.

— Ты никогда обо мне не думал.

— Думал. — Он снова поднял взор на нее. Глаза его по-прежнему улыбались, но в них заключалось беспокойство, заставившее ее волноваться.

Оп-па. Эта единственная быстрая мысль пронзила ее сознание.

— Я раньше удивлялся, как часто мой разум был занят тобой. Ты была еще ребенком, притом костлявым, из благополучной и добропорядочной семьи. И все знали, что нет парня, у которого с тобой хоть что-нибудь получилось. — Когда она сбросила его руку с застежки, он лишь улыбнулся. — Наверное я думал о тебе, потому что мы с Блэйром начали тусоваться.

— В тот момент, когда он был балбесом.

— Вот именно. — Он так и не понял, как ей удалось так сухо говорить при ее гортанном голосе, но ему это нравилось. — Так ты когда-нибудь теряла рассудок, Худышка?

— У меня были разные моменты в жизни. — Разозленная, она занялась сэндвичем. — Знаешь, люди не воспринимают меня как худощавую, правильную дуру из глубинки.

Он и не думал, что получит такое удовольствие, наблюдая за тем, как она выходит из себя. — Как же люди тебя воспринимают, Худышка?

— Как преуспевающего и талантливого скульптора со своим взглядом на вещи. На моей последней выставке, критики… — Она оборвала свою речь и гневно посмотрела на него. — Черт бы тебя побрал, Рафферти, из-за тебя я Разговариваю как дура.

— Да ничего. Ты среди друзей. — Он стряхнул крошки у нее с подбородка. — Так ты себя прежде всего воспринимаешь, как художника?

— А ты себя не воспринимаешь прежде всего полицейским?

— Да, — произнес он мгновение спустя. — Наверное воспринимаю.

— То тут, то там что-то происходит. — И поскольку случай с кладбищем все еще занимал его мысли, он рассказал ей о нем.

— Как мерзко. — Она обхватила себя руками, неожиданно вздрогнув. — И не похоже на то, что может здесь случиться. Ты подозреваешь детей?

— Больше ничего в голову не приходит, но нет, я не подозреваю детей. Все слишком чисто и с очевидным умыслом.