Клятва смерти

— Господи, только не Макнаба.

— Ты назвала бы Макнаба грубой силой?

— Он… ну ладно, нет.

— Действуй, Пибоди. Хочу отправить ее на Омегу побыстрее.

— Приступаю. Только что поступило сообщение в частном режиме.

— Отлично.

Ева сунула в карман коммуникатор и вытащила сотовый телефон. Ей потребовалось несколько минут, чтобы вспомнить, какой командой переводить сообщение с кабинетного компьютера на портативное устройство, поэтому пришлось замедлить шаг.

Сообщение она просмотрела на ходу, пролистывая текст, схватывая самое главное. Потом она сохранила сообщение и спрятала телефон, прежде чем войти в приемную Уитни.

Она отчиталась, стоя на ногах, Уитни сидел за столом.

— Детектив Пибоди продолжает вероятностные тесты. Кроме того…

— Вы не верите, что присутствие Алекса Рикера в Нью-Йорке, его новая встреча с Колтрейн за день до убийства были случайным совпадением?

— Нет, сэр. Я твердо намерена допросить его официально по этому делу — здесь, в управлении. Я полагаю, что новая встреча с Колтрейн здесь, в Нью-Йорке, была частью мотива. Время выбрано не случайно. Я не верю, что он сам убил Колтрейн или даже приказал ее убить. По правде говоря, мне кажется, что, если бы он знал о подготовке убийства, попытался бы его предотвратить или предупредил бы ее.

Ева помолчала, подыскивая верные слова:

— Я думаю, она была дорога ему, вся беда в том, что недостаточно дорога. Они приняли меры, чтобы держать их связь в секрете, причем его заботила не столько ее репутация, сколько его собственная. Их связь всплыла в связи с убийством. Он знал, что так и будет. Как только узнал, что ее убили, сразу стал ждать копов.

— А почему ему так важно было, чтобы об их связи не стало известно, пока тянулся роман, да и потом, когда он прервался?

— Гордость и осторожность. Это плохо для бизнеса, когда мужчина в его положении, с его деловыми интересами заводит интрижку с копом. Для него бизнес на первом месте, а репутация — существенный элемент бизнеса. Возможно, ее убийство было попыткой его подставить, бросить на него подозрение, повредить его репутации. Публичной репутации бизнесмена и репутации теневика.

— То есть ее использовали как оружие против него.

— Да, сэр. Из-за того, что он собой представляет, а может быть, из-за того, что собой представляет его отец, его роман с Колтрейн сделал его главным подозреваемым в ее убийстве. А это плохо для его бизнеса, — добавила Ева.

— Вы считаете, что это конкурент?

— Возможно. Возможно, ее убили, потому что видели в ней его слабость. В профессиональном плане она была, по сути, его единственным неверным шагом. Была она у него в кармане или нет… кстати, я не думаю, что она была продажна с учетом ее послужного списка и психологического портрета, ее прошлого и ее характера. Но если она брала взятки, тогда он, в свою очередь, поступил глупо, завязывая и поддерживая столько времени интимные отношения с одной из своих марионеток.

Ева помолчала, выдержала паузу, но в конце концов решила говорить откровенно:

— Я знаю, какие ходят слухи. Кое-кто шепчется по углам, что будто бы я — марионетка Рорка. Или, наоборот, что я его использую. На самом деле тот факт, что я коп, создает ему массу проблем. И наоборот. А что касается Алекса Рикера… Жить с копом, поддерживать близкие отношения и одновременно профессиональные? Это значило бы напрашиваться на неприятности, а он не такой человек. Он всячески избегает неприятностей.

— Стало быть, вы решили, что Колтрейн, возможно, была убита из-за Алекса Рикера, но не им самим и не по его приказу.

— Да, сэр.

— Конкурент, подчиненный… Широкое поле, лейтенант.

— Я думаю, его можно сузить, командир. Согласно официальным записям, Алекс Рикер посетил своего отца на Омеге только один раз за последние восемь месяцев. Между ними не было никаких переговоров, никакой переписки. Скажу больше: Макс Рикер вообще ни с кем не вступал в контакт после помещения в тюрьму на Омеге, судя по официальным данным. Не только с сыном, вообще ни с кем, с тех пор как начал отбывать множество пожизненных сроков.

— Никаких посланий ни в колонию, ни из колонии?

— Согласно официальным сведениям — ни единой, сэр.

Улыбка Уитни больше походила на свирепый оскал.

— Он что, считает нас идиотами?