Карты судьбы

– С-с… – вот и все, что вырвалось из ее пересохших губ.

Но он услышал.

Странное, резкое движение – и он уже рядом. Опрокинутое над ней лицо.

– Здравствуй, Гейджи.

Голос тоже был странным. Таким… однозвучным, без присущих драконам быстрой смены диапазонов. Хриплым.

Людским.

И в то же время – странно приятным. Саймон продолжал всматриваться в нее. По его лицу пробежала целая рябь выражений, которые ей тоже предстояло вспомнить – ведь мимика драконам ни к чему.

– Заставила ты нас поволноваться, Говорящая. Где ты столько пропадала?

– Там, – сказала Гейджи и с удивлением покосилась на собственную шевельнувшуюся руку.

– Можешь сесть? Тебе не холодно? Хочешь что-нибудь выпить? Съесть?

– Да. Нет. Да. Да.

Ригерт помог ей сесть. Она повертела головой, привыкая к новому… старому зрению.

– Мы далеко… сколько… – язык еще не справлялся с целыми фразами, но он понял.

– До Хейма три дня пути. Скоро мы… я буду дома, – он осторожно присел рядом. Поглядел искоса. – Я никогда не спрашивал… Ты ведь не из Хейма?

Гейджи машинально качнула головой, прежде чем вспомнила, что означает это движение. Тело вспоминало все гораздо быстрее.

– Нет.

– Где твой дом? Я могу… – Саймон замолчал. Рука его скользнула по одеялу. – Я должен вернуть тебя твоим родным. Я готов ответить за похищение. Это преступление, и я за него отвечу.

Гейджи вновь качнула головой и подняла два пальца.

– Два? – он быстро взглянул на нее. – Ты все еще считаешь, что я убил Коранда?

– Нет. Они. Сказать. Должен, – Гейджи была страшно довольна своими успехами. Как люди вообще умудряются друг друга понимать, если для этого требуется столько усилий?

– На суде лорда? Рассказать про Грожа? А что… будет с тобой?

Гейджи опять качнула головой (может, она вспомнила только этот жест?).

– Домой. Отец. Мать. Братья.

– Жених? – неожиданно подсказал Саймон. Она метнула в него насмешливый взгляд.

– Нет. Отказался.

– Дурак, – искренне сказал Саймон.

«Не мне с тобой спорить».

– Я могу отвезти тебя…

Гейджи коснулась его руки. Приятно. Тепло.

– Есть. Хочу.

Он сорвался с места – все так же странно резко, резко и стремительно.

– Сейчас. Будешь есть здесь? На палубе?

Она засмеялась.

– Везде!

– Ну, парень, ты спекся! – сказал Хорстон, вдоволь налюбовавшись, как его хозяин рысью бросается выполнять то одно, то другое пожелание Гейджи. В общем-то, эта участь не миновала и остальных моряков, выяснивших наутро, что Говорящая снова с ними, но Ригерт был… особенно усерден. Саймон метнул в него красноречивый взгляд.

– Ну и что с того?

– Ничего, – утешил его помощник. – Рано или поздно это со всеми нами случается.

– Что?

– Приступ идиотизма.

– Я похож на дурака?

– И притом круглого.

Саймон открыл рот… и расхохотался.

– И как часто?

– На моей памяти – первый раз.

– Ладно, диагноз поставлен. Может, лекарь еще и посоветует, что мне делать с этой своей дурью?

– Жениться, – не задумываясь, отозвался Хорстон.

Саймон улыбался.

– Лекарь, да ты просто коновал! Не слишком ли сильное средство?

– Тебе другое уже не поможет, – сухо отозвался Хорстон. – И не говори, что такой вариант тебе не приходил в голову. Женишься – вылечишься – и все пойдет по-прежнему.

Саймон перестал улыбаться.

– Вот тут ты ошибаешься.

– Ошибаюсь насчет того, какое сокровище само идет тебе в руки?

Саймон отвернулся. Поглядел на море. До Хейма было уже рукой подать – день пути. Еще день – и она может вновь уйти от него.

– Что все будет по-прежнему. Я знаю, что она – сокровище. Даже слишком огромное, Хорст. Слишком. Я боюсь, что не сумею его удержать.

Хорстон философски смотрел на его профиль.

– Мой тебе совет, парень, – не давай ей прийти в себя. Бери ее сейчас, пока она до конца не очухалась. Не давай время на раздумья.

Саймон помолчал. Потом качнул головой.

– Нет. В этот раз она пойдет – или не пойдет – со мной по своей воле. По своему желанию.

И уходя, сделал вид, что не услышал брошенное в сердцах:

– Ну не дурак ли?

Потому как был с этим полностью согласен.

Гавань Хейма достаточно просторна и глубока, чтобы в нее могли заходить большие и тяжело груженые корабли. Во время войны это сослужило городу недобрую службу – Хейм был занят стрейкерами одним из первых. Но зато теперь, в дни мира, Хейм процветал.