8  

А я не услышала, наступила на ломтик, поскользнулась и чуть не упала, уцепилась в последний момент за мойку. Стою, еле живая, трясусь, сама не пойму, чего так испугалась, поворачиваюсь, а Сева смеется: «Ну, мама, ты даешь! Просто звезды на льду, катание на картошке!»

Жека умолкла на секунду, потом продолжила:

– И что он ужасного сказал? Ничего.

– Мог бы вскочить и помочь тебе устоять на ногах, – неодобрительно заметила я, – а не хихикать себе под нос.

Она чуть сгорбилась.

– Миша вообще ничего не заметил, он в тот момент в телик уставился, там кто-то кому-то гол забил. Сева же попросил: «Ма, плесни мне чайку». И понимаешь…

Жека снова замолчала.

– Говори, – поторопила я ее.

Она сделала глубокий вдох.

– Лампа, мне не с кем посоветоваться, ни Мише, ни Севе рассказать это не могу, и вообще, о таком не сообщают ни врачу, ни священнику, ни родной маме. Но одна я не справлюсь, мне очень страшно.

Она снова набрала полную грудь воздуха, медленно выдохнула и наконец-то решилась на откровенность.

– Я взяла чайник и пошла к столу. Ну сколько там по нашей кухне идти? Шаг?

– Два, – улыбнулась я.

Жека кивнула.

– Вот-вот. Расстояние невелико, но за ту секунду, что я несла чайник, меня охватила такая злость. Нет, ненависть! Страшная! Я ее ощущала физически. Липкая, холодная, черная. Ты когда-нибудь надевала костюм из латекса?

– Не приходилось, – пробормотала я.

Жека содрогнулась.

– А я в школьном спектакле про инопланетян изображала в таком наряде межгалактическую ведьму, никто из детей не захотел ее роль исполнять, пришлось директору в страшилище наряжаться. Очень неприятно натягивать на тело прорезиненную ткань, она противная. Так вот, тогда мне на кухне показалось, что меня снова в тот комбинезон упаковали, я прямо заледенела вся и… не могу дальше говорить!

Она обхватила голову руками и закрыла глаза. Вот тут я испугалась и потребовала:

– Быстро рассказывай. Что бы ты ни сделала, все можно исправить!

Жека подняла на меня грустный взгляд.

– Не разделяю твоего оптимизма. Есть поступки, после которых следует пойти и утопиться.

Я вздрогнула и схватила подругу за плечо.

– Перестань ходить вокруг да около. У нас с Максом много знакомых, мы вытащим тебя из любой беды.

Неожиданно она улыбнулась.

– Спасибо, Лампуша. Я не совершила преступления, я просто подумала, что Севу надо убить! Насмерть! Вот прямо сию секунду вылить ему на голову кипяток. Понимаешь?

Моя нижняя челюсть медленно отвалилась, а Жека мрачно продолжала:

– Я отчетливо представила, как горячая вода попадает Севе на макушку, стекает струйками по лицу, он кричит, а я хохочу от радости. Это нормально?

Хорошо, что она задала вопрос риторически, ей не требовался ответ. Я застыла на стуле истуканом, а она тем временем говорила:

– В ту же ночь мне приснился сон. Иду по коридору с канистрой в руках. Дом богатый, убранство в английском стиле, темные двери, книжные шкафы, ковры. Я прошла через гостиную и вошла в спальню, там огромная кровать с дубовой спинкой, на ней спят две женщины. Лиц не вижу, одеяла натянуты до плеч, незнакомки лежат на животе, перед моими глазами лишь белокурые волосы, явно выкрашенные и уложенные в дорогой парикмахерской. Я спящих не знаю, но понимаю, что они молодые, красивые, богатые. Дальше не поверишь!

Ковалева криво улыбнулась и продолжила:

– Я открываю канистру и думаю: «Вот сейчас плесну бензин на одеяло и подожгу». Понимаешь? Сон такой реальный, как явь, и я в нем размышляю: «Нет, если брошу спичку, женщины скатятся на пол, собьют огонь, живы останутся. Надо действовать иначе». И я обливаю пол вокруг кровати по периметру, чтобы поднялась огненная стена – из-за нее не выбежать. Потом беру спички, но останавливаюсь. Спички? Они короткие, я сама могу обжечься. Вижу на столике длинную свечу. Хватаю ее, зажигаю фитиль, швыряю свечку на одеяло и выскакиваю в коридор, плотно закрыв за собой дверь. Через секунду раздается хлопок, словно лопнула натянутая парусина, бух! И крик! Нет, вопль! Нечеловеческий! Леденящий кровь! А я иду по коридору абсолютно счастливая, на душе прямо эйфория. Я их убила! Сожгла! Уничтожила! Это нормально?

Я постаралась не измениться в лице.

– Это сон, работа подсознания.

Жека схватила меня за руку.

– Именно так! Ты правильно поняла. Значит, я подсознательно хочу убить каких-то женщин? Кого?

Я решила ее успокоить:

– Знаешь, какое количество милых дам мечтает избавиться от свекровей, подружек и начальниц? Есть у меня приятельница Майя, так она купила куклу, написала на ней фломастером «Анна Сергеевна» и била свекровь от души. Ничего катастрофичного в твоем сне я не нахожу. И потом, блондинок не стоит воспринимать как живых людей, вероятно, они олицетворение какой-то твоей проблемы.

  8  
×
×