Драгоценности солнца

Она никогда прежде не раздевалась перед мужчиной, не раздевалась для того, чтобы соблазнить его. Но сейчас Джуд дрожала от возбуждения, смешанного с восторгом, когда она увидела, как потемнели его глаза.

Черный кружевной лифчик с глубоким вырезом соблазнительно контрастировал с молочно-белой кожей.

— Боже, — судорожно выдохнул Эйдан. — Ты меня убиваешь.

— Всего лишь соблазняю. — Джуд скинула туфли. — Впервые в жизни. — Больше по неопытности, чем умышленно, она стала медленно расстегивать брюки. — Поэтому я надеюсь, что ты простишь мои промахи.

Его горло пересохло от сладкого предвкушения.

— Я не вижу никаких промахов. Ты абсолютно естественна.

Джуд неловко отпустила брюки, и они упали на пол. Снова черные кружева — крохотный треугольничек с узкими полосками на бедрах.

Ей не хватило смелости на кружевной пояс и чулки, которые Дарси все же уговорила ее купить, но, увидев изумленные, широко открытые глаза Эйдана, она решила непременно надеть их в следующий раз.

— Я сегодня много чего накупила.

Он не мог выговорить ни слова. Джуд стояла, освещенная множеством ламп посреди его бара в крохотных кружевных лоскутках, призывно кричащих: секс, секс, секс! Но волосы аккуратно собраны, глаза морской богини полны грез. Чему должен верить мужчина?

— Я боюсь прикоснуться к тебе.

Джуд набралась смелости и шагнула к нему:

— Не бойся.

Она приподнялась на цыпочки, обвила руками его шею, приблизила губы к его губам.

Так восхитительно было прижиматься почти обнаженным телом к нему, еще полностью одетому. Она чувствовала его дрожь, чувствовала, что он борется с чем-то яростным и непреодолимым, и сознавала свою власть над ним. И страстно хотела, едва сдерживая нетерпение, чтобы он перестал бороться со своими желаниями.

— Возьми меня, Эйдан. — Она прикусила его нижнюю губу и словно распласталась по его телу. — Возьми все, что хочешь.

Его самообладание затрещало по всем швам. Он понимал, что груб, но не мог укротить свои руки, свои жадные губы. Когда он дернул ее на пол, ее изумленный вздох только подлил масла в огонь.

Она изогнулась под ним, дрожа всем телом. Осознание того, что она смогла лишить его выдержки, придавало ей сил.

А ведь она всего лишь была самой собой. Она всего лишь предложила.

С тем же безумным желанием прикоснуться к нему она дергала, рвала его рубашку, пока ее пальцы не почувствовали его обнаженный торс. Потом она впилась в него губами, зубами.

Они отчаянно, как в последний раз, ласкали друг друга. Здесь больше не было ни терпеливого мужчины, ни застенчивой женщины, только двое, охваченные первобытным желанием. Джуд ликовала, впитывая каждое острое ощущение.

Первый оргазм пронзил ее раскаленным копьем.

Еще, только об этом он думал. Еще и еще. Если бы мог, он проглотил бы ее, только чтобы ее вкус навсегда остался в нем. С ним. Каждый раз, как ее тело содрогалось, каждый раз, как она вскрикивала, он думал: еще. Еще и еще.

Кровь кипела в его жилах. Он вонзился в нее и, когда она изогнулась и выкрикнула его имя, впал в неистовство, сходя с ума, сводя с ума. Он едва видел ее лицо. И лицо, и ее глаза, и спутанные волосы словно заволокло туманом. И все это исчезло, когда зверь, бушевавший в нем, вырвался на свободу и проглотил их обоих.

Обессиленная, улыбающаяся, она распласталась под ним, ошеломленным, потерявшим дар речи. У их противоположных состояний была одна причина.

Он овладел ею на полу паба. Он не сумел сдержаться, не сумел совладать с животными инстинктами. Ни деликатности, ни терпения. Он не занимался с ней любовью. Это было совокупление, примитивное, первобытное совокупление.

Эйдан был в шоке от собственного поведения.

Мысли Джуд мчались в том же направлении. Только его поведение, как и ее собственное, восхищали ее.

Эйдан вздрогнул, услышав ее долгий, глубокий вздох, и решил, что должен любой ценой искупить свою вину.

— Я отнесу тебя наверх.

— Ммм. — Она на это надеялась. Она жаждала повторения.

— Может, ты хочешь принять горячую ванну и выпить чаю? А потом я отвезу тебя домой.

Она снова вздохнула, поджала губы. Идея ей понравилась.

— Ты хочешь принять ванну?

— Я подумал, что тебе станет лучше.

— Вряд ли можно чувствовать себя лучше, во всяком случае, в этом измерении.