Интерлюдия смерти

— Почему ты так считаешь? Послушай, Ева, у тебя все было по-другому. Меня не преследует тень отца, так что не старайся быть деликатной! Скажи мне лучше, почему это Скиннер, когда отцу удалось ускользнуть у него из-под самого носа в Атланте, не постарался достать его в Дублине, подослав убийц туда?

— Ну, во-первых, он же полицейский, а не палач. В деле нет никаких данных, что он напал на след подозреваемого в Дублине. В досье есть переписка с Интерполом и с ирландскими властями. Он вел переговоры о выдаче подозреваемого на случай, если тот появится на территории страны. И, скорее всего, в результате переписки добился бы ордера на его арест. Именно это ему и было нужно, — продолжила Ева, в волнении расхаживая взад-вперед по комнате. — Он хотел взять предателя на своей территории. Там, где его обвели вокруг пальца и где погибли его люди. Он хотел бы встретиться с врагом лицом к лицу. Но у него так не вышло.

Ева повернулась к Рорку:

— Если бы у него получилось, можно было бы поставить точку в этом деле, успокоиться и жить дальше. И ему не пришлось бы заниматься тобой. Ты — живое воплощение, ходячий символ его единственного в жизни и самого большого профессионального и личного провала. Его парни погибли, а виновнику их смерти удалось уйти от расплаты.

— То есть он бы все равно не довольствовался только его смертью без ареста по всей форме, суда и приговора?

— Разумеется, нет. Ты только подумай: вот ты себе спокойно живешь, преуспеваешь, ты знаменит и к тому же еще и женат, на ком бы вы думали, — на копе! Тут не нужно и к специалисту обращаться, чтобы нарисовать его психологический портрет. Ведь Скиннер убежден, что любой человек, виновный в преступлении, особенно если погибли полицейские, должен заплатить за это жизнью. Конечно, с соблюдением всех формальностей. Твой отец — как раз такой случай. А расплачиваться предстоит тебе!

— Тогда его ждет разочарование! По целому ряду причин. Например, я гораздо умнее отца. — Рорк встал, подошел к Еве, ласково провел пальцем по ямочке у нее на подбородке. — К тому же в моем распоряжении такой отличный полицейский, которым Скиннер и не мечтал стать.

— Я должна его вывести на чистую воду. Нужно содрать с него весь этот полувековой глянец безупречного служаки и достать его!

— Я знаю, — сказал Рорк и подумал: «И будешь сама страдать так, как Скиннер не в состоянии себе и представить. Ему-то такие переживания неведомы».

— Поспать бы нам с тобой не мешало, — произнес он, целуя Еву в лоб.

Ей приснился Даллас и холодная, грязная комнатенка в Техасе, где отец держал ее взаперти. Во сне к ней вернулись голод, холод и невыразимый ужас. На лицо ей падал бивший в окно каморки красный свет от фонарей секс-клуба в доме напротив. Кровавый отсвет был и на его лице в тот момент, когда он ее ударил.

Когда во сне приходил отец, с ним возвращались и ее мучения. И обжигающая боль рвущейся плоти, когда он проник в нее, треск собственных костей, когда сломал ей руку. И собственный истошный, пронзительный крик, вырвавшийся наружу.

И еще снилась кровь.

Как и отец Рорка, ее отец тоже был зарезан. Но нож, которым он был убит, судорожно сжимала рука восьмилетней девчушки.

Лежа в огромной мягкой кровати в бархатно-уютном номере, Ева плакала, как ребенок. Лежавший рядом Рорк обнял ее и прижал к себе, баюкая, пока ее кошмар не растворился в ночи.

В шесть утра Ева уже была на ногах и одета. Пистолет в кобуре на ремне был скрыт от посторонних взоров отлично сидевшим модным жакетом, который она в итоге все же засунула в чемодан перед отлетом. С оружием ей было как-то спокойнее. С компьютера, стоявшего в спальне, она связалась с Пибоди по видеотелефону. По крайней мере, хотелось верить, что фигурой под ворохом простыней на экране дисплея была именно Пибоди.

— А-а…

— Подъем! — приказала Ева. — Через пятнадцать минут ко мне с докладом.

— А кто это?

— О боже! Пибоди, очнись! Вставай, одевайся и мигом ко мне!

— Может, заказать завтрак в номер? — предложил вошедший Рорк, когда сеанс видеосвязи закончился.

— Отлично, закажи на целую ораву. А я на сегодня возьму на себя побудку и всех подниму, — усмехнулась Ева и, став серьезной, добавила: — Я отлично знаю своих людей, Рорк, доверяю им, знаю, насколько можно быть с ними откровенной. А вот Анджело мне совершенно неизвестна.

Рорк внимательно просматривал на дисплее биржевые сводки.

— Она работает на меня.

— Ну, во всей Вселенной о каждом третьем в той или иной степени можно сказать то же самое. Это ни о чем мне не говорит.