Мост в чужую мечту

Семь километров они тащились четыре часа и добрались до места едва живые и вымокшие по пояс. Сашка никогда бы не подумал, что такое возможно. Даня и тот был весь в снегу, потому что его многократно роняли. К тому же Даня оказался невыносимым раненым. Он то извинялся, то произносил нечто вроде:

– Господа! Мне дико неудобно, что я утомляю вас однообразными просьбами, но вы привязали меня к носилкам, а у меня дико чешется нога!

Вечером, когда они сидели у костра и в случайно найденной консервной банке топили снег (откуда у сбитого шныра взяться котелку?), Сашка спросил у Меркурия, зачем отец прострелил сыну ногу.

Меркурий отломил от бороды сосульку.

– Старая шныровская загадка. Ей сто лет. Что ты написал.

– Ну чтобы тащил.

– Верно. Из тайги одному не выйти. Сыновья у этого человека ссорились. Жили недружно. А так старший будет тащить младшего. Это их сблизит. Они не разлучатся. Потом.

* * *

Яра стояла перед Эрихом и гладила его по пропаханной шрамом морде. Широкогрудый жеребец фыркал и чуть поджимал уши.

– Мой бедный! Любимый! Бедный! – нежно повторяла Яра, успокаивая его.

Любить нечастных было частью ее натуры. Ул часто шутил, что в старости, когда все внуки вырастут, он подарит Яре кошку без лапок, чтобы она не скучала.

Но до старости нужно еще дожить. Эрих же был несчастен уже сегодня и сейчас. Потеряв глаз, он стал недоверчив, зол, дик. Никого не подпускал со «слепой» стороны, пугался любого случайного звука, шарахался и однажды едва не сломал Яре ногу, притиснув ее к воротам. Другие жеребцы – Цезарь, Митридат, Зверь – не делали Эриху никаких скидок, а при случае могли и лягнуть, пользуясь преимуществом. Один Икар жалел его. Подходил, клал на круп морду и, казалось, грустил с ним вместе.

Кавалерия отговаривала Яру нырять на Эрихе, но та упрямилась.

– Это мой конь! Его ранили из-за меня! Я не могу его бросить! – говорила она.

– Не надо никого бросать. Не ныряй на нем! А если он неточно войдет в тоннель? Испугается чего-то в болоте? Если гиела подберется со слепой стороны?

– Это мой конь. Понимаете: мой! Мы с ним одно целое, как Ул одно целое со своей Азой, – упрямо твердила Яра.

Сама Кавалерия не привязывалась к определенной лошади и летала на многих. Говорили, потому, что несколько лет назад у нее пал красавец Фаталист – лучший из жеребцов ШНыра, уходивший в нырок как ласточка, с короткого разгона. Пал молодым, от укуса гиелы, когда снаружи казалось, что и раны никакой нет – лишь небольшая царапина на крупе.

От Фаталиста были Цезарь, Зверь и Икар, причем самый чуткий, пластично нервный и многообещающий для нырков Икар покалечился жеребенком. До сих пор Кавалерия закрывала глаза, когда при ней Икар раскидывал единственное свое огромное, сказочно прекрасное крыло и безуспешно пытался взлететь, беспомощно загребая воздух культяпкой другого.

Успокоив Эриха, Яра оседлала его и вывела из пегасни. Конечно, на жеребца безопаснее сесть сразу и жестко контролировать поводьями (вдруг затеет с кем-нибудь грызню), но по здравом размышлении Яра решила пожалеть свои коленки.

Прогрев Эриха сначала шагом, а затем на неспешной рыси, Яра перевела его в галоп и, припустив поводья, толкнула шенкелями. Эрих взлетел, сделав это немного неуклюже, с небольшим креном в сторону слепого глаза. Он теперь всегда так взлетал. Уцелевший глаз давал мозгу обманчивую картинку.

Не спеша покидать защищенные пределы ШНыра, Яра сделала на жеребце несколько кругов. Жеребец шел ровно, мощно, крыльями, как веслами, зачерпывая ледяной воздух.

Именно в этот момент Яра вспомнила, что забыла оставить в комнате змейку. По шныровской привычке, ставшей для нее естественной, как чистка зубов, она проверила все: заколки, одежду, выгребла из карманов мелочь, выложила телефон. Никаких полимеров, пластика, синтетики. Двушкане терпит даже вискозы в одежде. Только чистый хлопок или кожа.

Все предусмотрела, умница, а вот браслет как-то выскользнул у нее из мыслей. Похоже, в тот момент, как она мельком взглянула на запястье, змейка была у нее в крови.

«Шляпа я, шляпа!»

Яра заметалась, не зная, что делать. Возвращаться, притворившись, что забыла что-то в пегасне? Или не возвращаться? Возвращаться – плохая примета. Эриху не понравится. Пеги любят определенность. Лететь так лететь, а то пропадет настрой. К тому же оставить змейку совсем непросто. Как можно спрятать то, что способно проползти сквозь камень? То, что постоянно двигается и может найти себе нового хозяина? Например, Штопочку, или Витяру, или Оксу, или мало ли кого еще. Это и стало главным аргументом.