Мост в чужую мечту

Долбушин взял блестящий ножичек и принялся точить сломанный карандаш.

– Кстати, Альберт! – продолжал Гай. – Эльбы в бешенстве. Что с девушкой? Тлен узнал, кому она отдала ключ?

– Пока нет, – отозвался Долбушин, не отрываясь от карандаша.

– Так поторопите его! Кстати, если вас заинтересует… уверен, что заинтересует… любопытная такая деталь… – голос Гая предупреждающе звякнул стеклом. – Рядом мы нашли следы второй гиелы и девушки. Узкие такие следочки. Шнырка с гиелой! Такое нечасто встретишь!.. Следы равной степени свежести. Видимо, гиелы играли вместе. Ну не буду вам мешать! Все-таки подумайте про шапочку Санты! Надо быть веселее!

Монитор погас. Несколько минут Долбушин сидел неподвижно, обдумывая слова Гая. Его дочь с Гамовым имеют отношение к смерти Уточкина. Их гиелы подружились, что следует из того, что они не разорвали друг друга. Значит, встречаются не в первый раз. А у парня плохая репутация. Во всяком случае, Долбушину не хотелось бы видеть его у себя в зятьях.

Когда, немного успокоившись, глава финансового форта снова начал точить карандаш, то обнаружил, что тот изломан на шесть частей. Удивленный, посмотрел на свои руки. Потом встал, взял зонт и вышел из кабинета.

* * *

Первым, на что Долбушин наткнулся в собственной гостиной, была елка. Украшенная гирляндами, она стояла у окна и моргала лампочками.

– Что – это – такое? – раздельно спросил Долбушин.

Телохранитель Андрей медлил с ответом. Елку сложно перепутать с арбалетом или с кухонным столом. Тяжелый зонт ударил по паркету.

– Я спрашиваю: что это? – нетерпеливо повторил глава финансового форта.

– Ну так же… елка!

– И что она тут делает?

– Завтра первое января! – осторожно ответил Андрей.

Долбушин прищурился:

– Считаешь, без елки я об этом не узнал бы? А когда тебе потребуется тонко намекнуть, что завтра Восьмое марта, ты повесишь у меня на двери портрет Розы Люксембург?

Андрей засопел. С чувством юмора у него было средненько. Правда, имелись две коронные шутки: одна для женской компании, одна для сугубо мужской, но к данному случаю ни одна из них не подходила. Что касается Розы Люксембург, то Андрей на всякий случай запомнил это имя, собираясь при случае узнать, из какого она форта.

Долбушин обошел елку вокруг. Наклонился и поднял простреленную из шнеппера пенопластовую Снегурочку. Прострелила ее на прошлый Новый год дочка Долбушина Аня. Она всегда любила Снегурочку меньше, чем Дедушку Мороза.

– Где ты ее взял? В ЕЕ КОМНАТЕ? – мрачно спросил Долбушин Андрея.

Телохранитель смутился.

– Там лежали все елочные игрушки! Вот я и подумал… – пробормотал он, из осторожности не произнося имени. Реакцию шефа на имя «Аня» невозможно было предугадать. Долбушин мог погрустнеть и, плеснув себе коньяка, отправиться в комнату смотреть фотографии, а мог прошибить зонтом дверь. Причем второй вариант вероятнее.

Долбушин заиграл желваками.

– А вот думать не надо! Все немедленно убрать! Палку с колючками – на помойку! – приказал Долбушин и, повернувшись, вышел.

– И это называется праздник! – проворчал Андрей. Ему хотелось запереться, шить одежду для куколок и смотреть боксерский матч, знакомый в мельчайших деталях. Настроение было скверное.

Его шеф – один из успешнейших людей планеты. Немало богачей немедленно отложат все дела и прилетят с другого конца света ради пятиминутной встречи с ним. А живут они скучно, серо, тухло. Не живут, а существуют. Никуда не ходят, у себя никого не принимают, кроме нескольких сомнительных личностей, которые выглядят так, что в любом ресторане их попросили бы заплатить вперед.

Порой Андрею хотелось все бросить и наняться сторожить чебуречную. Там хоть и платят меньше, зато жизнь кипит. Кто-то дебоширит, и его выкидывают за дверь, кто-то открывает глазом бутылку. Хоть бы берсерки Тилля, что ли, снова напали! Тут уж все понятно: вот враг, а вот ты. И один из вас лишний на этом концерте для тренькающих арбалетов.

Долбушин, как томящийся хищник, дважды прошелся по коридору и решительно толкнул зонтом одну из дверей. Он оказался в небольшой проходной комнате. Перед дверью на узком кожаном диванчике сидел пахнущий одеколоном Тлен.

В светлом пиджачке, в блестящих ботинках с узким носком, милый, застенчиво улыбающийся. Рядом стояла тарелочка с печеньками и лежал томик Мопассана с кокетливой розовой закладкой. На щеке у Тлена красовался свежий пластырь. Идеальный сотрудник самого лучшего в мире начальника.