Опасные тайны

Наоми встала, так что теперь они с Келси оказались лицом к лицу.

— Если это правда, — заявила Келси, — тем хуже. Как ты можешь равнодушно относиться к тому, что он обманывает тебя с другими?

— Ни один мужчина не сможет изменить мне больше одного раза, — произнесла Наоми так, что Келси не только сразу же ей поверила, но и поняла. — Прошлой ночью со мной в спальне был вовсе не Гейб. Это был Моисей.

Келси лишилась дара речи. Запал ее неожиданно прошел, и она бессильно опустилась на скамеечку.

— Моисей. Твой тренер…

— Да. Мой тренер, мой старый друг, мой любовник.

— Но Гейб… Он же все время хватает тебя руками!

— В таких случаях обычно говорят — «он мой старый друг». Но это на самом деле так. Если не считать Мо, Гейб мой самый близкий и верный друг. Мне очень жаль, что ты не поняла…

— Господи! — Келси крепко зажмурила глаза. Все, что она наговорила, внезапно обернулось против нее, и теперь Келси чувствовала такое унижение, какого не испытывала, наверное, никогда в жизни.

— Господи! — повторила она. — Теперь понятно, почему он так рассердился.

Наоми, рискуя быть отвергнутой, осторожно погладила Келси по голове.

— Ты ни о чем его не спрашивала? — мягко спросила она.

— Нет. — Ее собственные слова возвращались к ней и жалили, как пули. — Нет. Я была слишком уверена. И еще мне было стыдно, что он заставил меня так забыться, хотя бы на несколько минут. Я никогда… только с Уэйдом… В общем, это неважно, — быстро сказала она. — Сгоряча я наговорила ему целую кучу гадостей.

— Твое положение было довольно сложным. Хочешь, я позвоню ему и все объясню?

— Нет. Утром я сама поеду туда и извинюсь перед ним лично.

— Тебе это отвратительно? Я имею в виду — извиняться?

— Почти так же отвратительно, как быть неправой, — призналась Келси, которой всегда было непросто переступить через собственную гордость. — Мне очень жаль.

— Не жалей ни о чем, Келси, особенно если это касается меня. Ты вступила в мир незнакомых людей, доверившись твоим собственным чувствам и понятиям.

— Изобретаешь мне оправдания?

— Я твоя мать, — тихо сказала Наоми. — Возможно, со временем мы обе к этому привыкнем. А теперь иди поспи. И если завтра тебе не захочется одной предстать перед львом в его клетке, я поеду с тобой.

Но Келси поехала одна. Для нее это был вопрос самоуважения. Сначала она хотела отправиться на ферму Гейба на машине, но это было бы чересчур быстро, а Келси — несмотря на то, что пролежала без сна большую часть ночи, — так и не сумела найти подходящих слов и не решила, какой тон выбрать.

Поэтому она попросила подобрать ей подходящую лошадь. Поездка верхом помогла бы ей освежить голову и успокоить взвинченные нервы.

Она нашла Моисея в конюшне, где он втирал мазь в шею чалого жеребца, но не решилась подойти к нему сразу. Как ей теперь к нему относиться, зная, что он — любовник Наоми?

Несколько секунд Келси просто стояла, наблюдая за ним. Руки у Моисея были широкими в кисти, темными of загара, но удивительно нежными. На запястье он носил кованый медный браслет, а в лежащей на спине толстой косе черных волос было столько же, сколько и седых. Лицо его никто не назвал бы красивым — главным образом из-за внушительного носа и обветренной, грубой кожи, но Келси сказала бы, что оно и не из заурядных. Тело тренера выглядело жилистым, крепким, с той звериной гибкостью и грацией, которые отличали и Гейба.

— Трудно поверить, не так ли? — в голосе Моисея прозвучали довольные нотки. Оборачиваться, чтобы прочесть в глазах Келси удивление, ему не было особенной нужды.

Келси смущенно кашлянула.

— Такая красивая женщина, богатая, из хорошей семьи, и такой недомерок-полукровка, как я… — Он отставил в сторону склянку с мазью и пододвинул поближе к себе большую миску с водянистой овсяной кашей.

— Не могу судить тебя за это. Она сама то и дело меня удивляет.

— Почему? Наоми считает, что я тоже должен был знать… что она рассказала тебе о нас.

Келси поморщилась и потерла лицо рукой. Она-то считала, что все уже позади, но Моисей снова поверг ее в смущение.

— Мистер Уайттри…

— Моисей. Зови меня просто Моисей или Мо. Учитывая существующее положение вещей… Ну, ну, мальчик, давай! — Он принялся кормить жеребца кашей. — Попробуй же! Будешь есть понемножку за раз, и все будет в порядке.

Он помолчал, потом заговорил снова:

— Я влюбился в нее, как только нанялся сюда на работу конюхом. Твоей матери было тогда лет восемнадцать. Должен сказать, за всю свою жизнь я не встречал второй такой женщины. Но, разумеется, я не рассчитывал, что она обратит на меня внимание. С какой стати?