Ни поцелуя без любви

Вы безумны, как Мартовский Заяц и Шляпник в одном лице, и ваш смех заставляет испуганно сжаться все черные дыры, а спирали галактик в смущении закручиваются в другую сторону. Вы безумны — и всесильны, ибо это безумие подарено вам богами.

И женщина у вас на груди блаженно вытянется, обнимет вас устало и властно, лениво коснется губами вашей груди — прямо напротив сердца — и скажет самые примитивные, банальные, старомодные и прекрасные слова в мире.

Я люблю тебя. Я — твоя.

Тьма отступит, превратившись в золотистый и теплый вечер. Окутает измученное тело ароматами цветов и пением птиц. Прогонит прочь ненужные мысли, сожаления о несбыточном, угрызения по сбывшемуся не вовремя, усталость и грусть.

И ты сытой тигрицей вытянешься поверх поверженного тобою господина своего и, жмурясь от удовольствия, выслушаешь слова, которые человечеству не надоедает слушать уже которую тысячу лет.

Я люблю тебя. Ты — моя…

Это был странный и безумный день. Фиджи и Морт не вылезали из постели до обеда, если не считать совместного похода в ванную, где Морт решительно занавесил объектив полотенцем, а потом они вместе устроили морской бой на ограниченном пространстве. В результате, мокрые и уставшие, они выкатились в гостиную и рухнули посреди ковра, и только тут Морт, смущаясь, как школьник, проблеял невразумительное:

— Фиджи… я… Ты… в общем… Я боюсь… не был ли я немного… Тебе… не больно?

Фиджи запрокинула белокурую головку и расхохоталась от души, а потом очень серьезно посмотрела на Морта.

— Да, мой друг, да. Все именно так, как ты и подозреваешь. Ты, взрослый и циничный распутник, лишил меня, непорочную блондинку, невинности. И за последние три часа повторил это пять раз.

— Фиджи… я… ух!

— Да, ты — ух, хотя и немного в другом смысле. Я, например, вряд ли смогу стоять на ногах без посторонней помощи. Морт, поменяй выражение лица, а? Сейчас ты напоминаешь средневекового блаженного в момент божественного откровения.

— И я все эти годы считал тебя…

— Растленной блондинкой с порочными наклонностями? Ты был прав. Если бы ты прочел хоть одну мою колонку в «Гламуре»…

— Я был уверен, что ты тогда в саду собиралась меня соблазнить…

— Строго говоря, я собиралась позволить тебе соблазнить меня, только я тогда еще не знала, что это так называется. Я лично называла это любовью.

— Фиджи…

— Да, босс?

— Я люблю тебя.

— Повтори еще разочек…

— Я люблю тебя. Я хочу с тобой жить…

— Ты хочешь со мной что делать? Дружить?

— Прекрати хихикать, я серьезные вещи говорю.

— Морт, если я не буду хихикать и болтать без умолку, то я лопну от счастья. Я сейчас сама себе напоминаю воздушный шарик с гелием — отпустишь меня, и я взлечу.

— Фиджи… Ты выйдешь за меня замуж?

— Ой. Это как-то неожиданно…

— Ах ты, белокурая…

И все повторилось сначала, только на этот раз неторопливо и нежно, размеренно и обстоятельно, но это отнюдь не помешало Морту Вулфу убедиться в том, что рядом с ним в данный момент находится его будущая жена и мать его детей, а Фиджи Стивенс — в том, что книги, описывающие любовь и секс, в большинстве своем не врут: это действительно очень здорово…

Франко повернулся к вошедшей Элис и не без ехидства заметил:

— Ты опять промахнулась, мой генерал. Этот парень простил свою блонду, и сейчас они гуляют по саду, беспрестанно целуясь. Аж тошнит.

Элис вовсе не выглядела разочарованной, напротив, она улыбалась.

— Отлично. Мистер Фейхи будет очень доволен. Снимай с них прослушку. Теперь остается только ждать…

Разгулявшийся Морт отправился на массаж вместо Фиджи, а она, собираясь в спа, забежала на минуточку в кабинет, чтобы записать пару впечатлений…

Через минуту она с пылающими щеками и тихими стонами и проклятиями читала продолжение своих литературных опусов. История партнера Рейчел заставила ее нахмуриться, а вот отрывок о переживаниях Черного Волка — развеселил. Фиджи решительно придвинула кресло к столу и ударила по клавишам…

«…Лишь ее видел он в своих горячечных снах, и лишь ее имя шептал, сжимая в беспамятстве напудренные плечи портовых шлюх Тортуги и Бильбао: Аннабел Ли, любовь моя…

В этот момент из-за окна до Черного Волка донесся какой-то слабый звук. Вне себя от ужаса он бросился туда, высунулся, едва не вывалившись наружу, и увидел ужасающую и прекрасную картину: Аннабел Ли висела над страшной бездной, из последних сил цепляясь за выступ в стене замка. Красавец-пират почувствовал, как кровь стынет в его жилах. Он умоляюще простер руки к своей невольной жертве и воскликнул громовым голосом, в котором ныне звучали лишь боль и раскаяние: