Тверская, 8

Она не останется.

Как там говорится?.. В богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, в ведро и в ненастье... Нет, кажется, про ненастье ничего такого нет.

Должно быть, она знала, о чем он думает, потому что вдруг подлезла ему под руку, чтобы он ее погладил.

Он погладил, довольно рассеянно.

Это ее не устроило, и она поцеловала его в губы затяжным студенческим поцелуем.

– Митюшенька, ты не переживай, – бодро сказала она. – Я тебе обещаю, что все время буду у тебя на глазах и ни во что не стану вмешиваться. Просто у нас двоих больше шансов, правда!

– Да-а! – протянул ее муж. – Гораздо больше! Танк был бы лучше, конечно, но и ты сойдешь. Как фуражир.

– Как кто?!

– Как фуражир. Станешь заваривать мне чай и мазать бутерброды, пока я буду в дозоре.

– Мы побудем в дозоре, а потом вернемся и будем пить чай, и я буду фуражир. Договорились?..

«В дозоре» они были два дня и две ночи, две самые страшные ночи, когда баррикады перегородили Тверскую, когда танки стреляли по парламенту, и Белый дом горел, когда штурмовали «Останкино», а программа «Вести» выходила из бункера, приготовленного на случай ядерной войны.

Потом, когда отвели войска, подсчитали потери, потушили пожары, смыли кровь с мостовых, собрали битые стекла, огляделись и протерли глаза, оказалось, что вся страна уже как будто «по ту сторону».

Пути назад нет.

Можно сожалеть о минувшем, простом и понятном детско-советском мире, но вернуться в него нельзя.

Марина поняла это особенно отчетливо, когда за разгромленный в Белом доме книжный киоск, принадлежавший магазину «Москва», не возместили ни копейки.

Конечно, была создана некая комиссия, которая должна была возместить всем пострадавшим службам убытки, конечно, эту службу возглавил некий депутат-правдолюбец, «из новых», видимо, имевший какие-то особые заслуги перед царем-батюшкой, только время чиновников, воровавших скромненько, с оглядкой на партконтроль и ОБХСС, прошло безвозвратно – недаром все проснулись в другой стране!

Разгромленного киоска, из которого «защитники», а может, «наступающие», одним словом революционеры, унесли все, что можно было унести, а что нельзя разломали до основания, депутат, ясное дело, не заметил. И бумаг, которые подавал книжный магазин «Москва» в комиссию по возмещению, никто не заметил тоже.

У депутата выделенным бюджетным денежкам явно нашлось лучшее применение, чем спасение какого-то там книжного киоска!

Впоследствии этот депутат чего только не возглавлял, видимо, зарекомендовав себя как умелый «регулировщик денежных потоков»! Он возглавлял налоговое ведомство, и пенсионное ведомство, и кредитное, и еще массу всяких полезных ведомств, откуда тоже формировал денежные потоки в исключительно правильном направлении.

Государственные деньги отныне и навсегда стали принадлежать кучке оборотистых молодых людей, которые с гиканьем и уханьем начали весело и ненатужно делить их, ничего не боясь и никого не стесняясь.

Кажется, в научных книгах по марксистско-ленинской философии это называлось «дикий капитализм».

4

«А „Недоразумение Улицкого“ – это современная книга?»

«Казус Кукоцкого», наверное. Да, современная!»

«Детская?»

«Взрослая!»

Диалог в книжном магазине «Москва».

После отъезда телевидения, но до приезда директрисы из Медведкова и людей из Совета Федерации Марина быстренько провела совещание.

В будущую среду предстоит «клубный день», когда магазин закрывается не в час ночи, а в восемь вечера, и приезжают «члены книжного клуба», самые верные, самые постоянные покупатели и просто друзья.

Марина придумала эти самые «клубные дни», когда можно без толчеи и давки сколько угодно бродить между книжными полками, рассматривать, подчитывать, ставить на место, опять бродить, относить на кассу, кренясь на один бок под тяжестью выбранных книг.

На такие мероприятия съезжались истинные любители, получавшие удовольствие не только от книг, но и от общения друг с другом.

Одна заполошная актриса, игравшая в кино все больше хорошеньких дурочек, всегда приезжала со списком. В этом списке «клубные дни» были помечены на год вперед и против каждого написано, что именно в этот раз покупается.

В тот раз мемуары, в этот раз изобразительное искусство древнего Египта, а в следующий будут книги о зверях для дочери.

– Ты представляешь, – говорила она Марине, которая посмеивалась над ее списком, – я и так, и сяк себя заставляю, видишь, даже график составила! И ничего у меня не получается! Мне всего хочется! Вот я сейчас должна Египет просматривать, а меня, ну, просто невозможно как, тянет к новой Марининой! И еще я хочу Бидструпа и альбом «История лучших горных восхождений» для Димки! Ну, что мне делать?