Драма по-королевски

Если бы ему довелось жить в далеком прошлом, он мечом защищал бы свою страну и свой город и был бы непременно в первых рядах сражающихся.

Сейчас он наступал. Схватка была яростной, как будто шла борьба не на жизнь, а на смерть. Сейчас он был безрассудно отважен, чего не мог позволить себе в жизни. Тесня противника, он сделал выпад, и тупой наконечник уперся тому прямо в сердце.

— Прекрасная работа, сэр. — Партнер сдвинул с лица защитную маску, и Ева с удивлением увидела, что он далеко не молод. Его лицо показалось ей знакомым. Морщинки у глаз, темные усики, светлые глаза. Он увидел ее раньше, глядя через плечо Александра. — У нас зрители, ваше высочество.

Александр обернулся. Глаза блеснули сквозь сетку маски. Он увидел застывшую в дверях зала Еву. А в ее взгляде все, что она напрасно пыталась скрывать, — обожание, нежность и желание.

Он медленно снял маску:

— Благодарю за поединок, Жермен.

— Благодарю вас, ваше высочество. — Губы под усиками слегка изогнулись. Как истинный француз, Жермен прекрасно понял, что перед ним влюбленные. Поэтому он готов был забыть об обычном ритуале — бокале вина с принцем после поединка — и откланялся. — До встречи на следующей неделе, ваше высочество. — Он повесил на стену маску и шпагу и направился к двери со словами: — Bon soir, мадемуазель.

— Bon soir. — Ева облизнула пересохшие губы. Она услышала, как закрылась дверь. — Вы в прекрасной форме, ваше высочество.

Тихий голос не обманул Александра. Он отсалютовал шпагой:

— Вы тоже, мадемуазель.

Ева слегка наклонила голову:

— Но мое появление здесь не продиктовано желанием высказать комплимент.

— Я так и думал.

— Я только что встретила Беннета. — Она сдерживалась изо всех сил, боясь, что чувства подведут ее. Пока шла сюда, Ева обдумывала, что ему скажет. Она будет холодна и официальна, постарается не злиться. — Как мне стало известно, вы с ним имели разговор, — она подошла ближе и остановилась около станка, — и разговор касался моей персоны.

— Разговор, который мог не состояться, если бы вы были со мной откровенны и честны.

— Что это значит? Я никогда не имела привычки лгать, тем более не было причин.

— Вы не отрицали и тем самым позволили мне долгое время заблуждаться по поводу ваших отношений с Беннетом. Хотели заставить меня страдать и мучиться, заставить думать, что вы с братом любовники.

— Страдать? — Ева перестала сдерживаться. — Вы сами это выдумали, убедили себя. И я не стала отрицать, потому что вы не имеете права вмешиваться в мою личную жизнь.

— Не имею права? После того как я видел и чувствовал, как вы таете в моих объятиях, после того как ночи без сна я грезил о том, что вы принадлежите мне?

— Кажется, я поняла. Значит, узнав о том, что я не спала с Беном, вы теперь хотите сделать меня своей собственностью?

— Вы будете моей, Ева! — сказал Александр так сурово и уверенно, что у нее мурашки побежали по спине.

— Ничего не выйдет. Я не собираюсь никому подчиняться. Вы посчитали, что раз я свободна, то упаду к вашим ногам. — Она вдруг сняла шпагу со стены. — Вы чувствуете себя завоевателем только потому, что мужчина, да еще королевской крови!

Ева все больше распалялась, вспоминая, как, доведя ее до исступления, он вдруг резко отстранялся, потому что считал, что она принадлежит брату. Но он никогда не спросил о ее чувствах, о чем думает она и, если любит Беннета, почему позволяет целовать себя.

— У нас в Америке считается, что люди должны заслужить уважение окружающих, тем более восхищение и любовь. — Шпага со свистом разрезала воздух. — Если я захочу оказаться в вашей постели, то буду там.

Ева салютовала шпагой, вызывая Александра на бой.

— Ваше высочество.

Она стояла перед ним, одетая в черные брюки и черную майку, длинные черные волосы отброшены за спину, оставляя лицо открытым.

Он пожирал ее глазами и находил как никогда соблазнительной и прекрасной. Глаза ее стали темными и опасными, как море в шторм, губы усмехались, она могла свести с ума святого.

— Я уже просил вас стать моей.

— Приказывали. Если я захочу, вы станете об этом умолять на коленях.

Он вскинул голову как от удара:

— Если я решу, что момент настал, мне не придется умолять, вы просто будете дрожать от нетерпения.