Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок

Жажда мщения заставила его с размаху надеть ритуальный атрибут на голову злобного похитителя хомяков. Тамтам прямой связи с вуду с треском лопнул, пришедшись Чегеваре как раз впору. Разве что немного прижало уши. Но не это беспокоило борца за права человека. Обтянутый кожей корпус плотно закрыл рот. Палец Чегевары настойчиво тыкался в бок тамтама. Проковырять дырку не удавалось, и тишину разгромленной квартиры оживлял безостановочный жалобный вой.

Распутин развернулся в темноте малогабаритной квартиры. С грохотом упал стул. Рухнула тумбочка с книгами. Доктор Ватсон в литровой банке пискнул от ужаса. Клим развернулся и, увидев его, радостно завопил:

— Живой, дружище!

Он бережно извлек хомяка из плена и вышел в прихожую. Алик принял дрожащего Доктора Ватсона из рук друга. Хомяк, объевшийся за три дня «Кити-Кэтом», попытался радостно мяукнуть. Вместо этого получился жалобный писк. Щеки Ватсона от умиления разъехались к ушам. Альберт Степанович всхлипнул сквозь плотно сжатые зубы.

— Все, все. Не переживай. Никто тебя больше не обидит.

Клим понимающе хмыкнул:

— Мы в ответе за тех, кого приручили?

— А как же! — сверкнул глазами Алик.

— Ладно, уходим. Я на крышу, снять веревки. Встречаемся у забора, на той стороне улицы.

* * *

Рыжов с якутами добрались до дома номер шесть в момент кульминации освобождения. Первым делом было решено спрятаться и присмотреться. Наблюдательный пункт расположился в зарослях черемухи. Сократ и Диоген чуть присыпали шамана листвой. Под кустами неважно пахло. Зато подъезд, в котором должен был находиться старший брат, просматривался в мельчайших подробностях. Не успели они замаскироваться, как из приоткрытого окна второго этажа раздался грохот и сочные шлепки ударов.

— Может, нужна помощь? — спросил Сократ.

— Наверняка, — усмехнулся Диоген, — тем, кто его обидел!

Шум стих.

— Пойдем посмотрим? — неуверенно шепнул Рыжов, машинально шевеля пальцами.

Следовало прощупать энергетический континуум. Но на память не приходило ничего, кроме приворота чужого мужа. Руки сами поднялись к лицу, причудливо скрестившись. Из подъезда немедленно вышел Потрошилов. Якуты ошарашенно замерли, демонстрируя восхищение. Алик, держа на ладони хомяка, устремился к парфюмерной фабрике «Красный демократ».

Едва он скрылся за углом, Рыжов выскочил из кустов. Все-таки это была его квартира. Неудивительно, что Игоря Николаевича интересовало произошедшее внутри. Якуты после недолгого раздумья рванулись следом. Все равно шаман мог вызвать тойона в любое время. И у него были советы на все случаи жизни. Без шамана им было никак.

В квартире царил разгром. Тела Кнабауха и Коли-Коли валялись в беспорядке. Чегевара, имевший большой опыт получения ударов по голове, сидел у батареи и улыбался. От указательного пальца, засунутого в рот, улыбка выходила довольно ироничной. Рядом валялся порванный тамтам.

— Цунами, — растерянно сказал Рыжов, с жалостью обозревая растоптанные останки сушеных лягушек и разбитые банки с заспиртованными змеями.

— Тойон! — многозначительно поправил его Диоген. — Интересно, за что он их?

— Хомяка они у него сперли, — удивил якутов экстрасенс, — вот и получили.

— Однако, надо «скорую», — заметил Сокцат, — а то те двое шибко плохие.

Через три часа приехала машина с красным крестом на боку и злыми дядьками внутри. К тому времени Коля-Коля немного пришел в себя и, лежа на поломанной вешалке, приступил к тренировке глухой защиты. Его увезли в родной дурдом имени Скворцова-Степанова. Вместе с улыбающимся Чегеварой и зажатыми в кулаках справками о душевной болезни.

Артур Александрович Кнабаух отправился в больницу Всех Святых. Он пребывал в бессознательном состоянии. Поэтому уехал без сожаления, философски постанывая. Неудача блестяще задуманного плана его уже не тревожила. Как и проблемы неоглобализма. А также нестабильность в калмыцко-уругвайском альянсе. Ну и еще несколько миллионов проблем. Аристократически бледное лицо украшали багровые следы распутинского гнева.

Когда все разъехались, Игорь Николаевич Рыжов еще немного посидел на руинах своей обители. Ему было жаль сушеных лягушек и заспиртованных змей. И в то же время, хотелось чего-то большего, чем одинокое затворничество в малогабаритной келье. Знания мага и экстрасенса просились в люди. Он вздохнул напоследок, без особого сожаления, и ушел в якуты.