Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок

— Допустим! И кожаный пиджак! — Потрошилов настырно уставился на ассистента.

Москвичи со стоном выдохнули. Ассистент затравленно цапнул за лацкан предмет своей телевизионной гордости. И застыл под прессом немой коллективной мольбы, молча смирившись.

— Вот и славно, — подвел итог вождь, — теперь можно и обмыть договор! Выпьем?

Полог яранги отлетел в сторону. Снаружи донесся мучительный ответ ассистента в стиле бурных спазмов. Остальная группа сочувственно закряхтела, но сдержалась.

В этот момент очнулся шаман. Грохоча бубном, он поднялся на локтях и, не тратя сил на камлание, тонко взвыл:

— Духи говорят, дайте им водки-и-и!

Оператор с репортером рванулись наружу догонять ассистента.

Тойон Потрошилов выложил на красную скатерть вяленую оленину. С обратной стороны кумача проступали белые буквы: «ПСС». Не то это была фирменная монограмма Степана Степановича, не то ностальгическая память о прошлой жизни скатерти — бывшего транспаранта во славу компартии.

— У нас «на сухую» разговор не ведут. — Вождь Белых Оленей строго посмотрел на зеленоватых гостей.

Те содрогнулись. Но желудкам ответить на раздражитель было уже нечем.

— Надо! — обреченно шепнул режиссер.

В стаканах плеснулась сомнительно «Столичная» водка. Ассистент жалобно заскулил, надеясь сачкануть.

— Предлагаю выпить за сотрудничество в национальной политике, — Потрошилов поднял стакан и брови.

Под неумолимым взором тойона москвичи, как загипнотизированные кролики, потянулись к столу.

Застолье закончилось внезапно. К концу второго дня. Режиссер сфокусировал взгляд на часах и вдруг тоскливо взвыл. Группа выпала из комы и вяло зашевелилась.

— Через три часа улетать! — дико завопил режиссер. — А у нас ни метра не снято! Подъем, гады!

Съемка началась через час. Профессионалов штормило и мутило. Камеру пришлось водрузить на штатив и прислонить к ней оператора.

— Мотор! — промычал ассистент, хлопнув в ладоши.

На штатной хлопушке спал шаман и жутко пах миром предков. Шевелить его никто не хотел.

Первой в кадр пошла бумага из Глухоманска. Крупно, наездом. Под заунывный комментарий репортера:

— Так делаются состояния в Якутии…

Степан Степанович посмотрел на вечернюю тундру, пьяных телевизионщиков и вздохнул, входя в образ:

— Сейчас, сынки, я вам рожу олигарха!

Он стянул с отключившегося ассистента кожаный пиджак и шагнул вперед, выбирая среди родных бескрайних просторов место поживописней. По одному ему ведомым признакам. Декорации помогали войти в образ местного богатея. Детишки подтащили к яранге реликвию — рассохшиеся нарты. Возле них уложили лучшего оленя племени. Перед тем как заполнить весь экран, тойон махнул рукой:

— Вертолет возьми в кадр! Обязательно!

— Поехали! — отчаянно вскрикнул режиссер и чокнулся с репортером за начало творческого процесса.

— Когда-то здесь все было иначе, — глухо сказал Потрошилов. — Все началось с того, что я потерял самых близких друзей…

Он прикрыл глаза, вспоминая. Забытые лица выплыли из памяти, выдавливая слезы. Съемочная группа затихла, проникаясь важностью момента. Водка, закушенная свежим воздухом, всасывалась в кровь, как родная. Клиент порол отсебятину, но сценарий за два дня ушел на салфетки. И теперь это уже не имело значения. В жутко прекрасных переливах летних красок тундры и бесконечном море цветущего ягеля вообще ничто не казалось заслуживающим внимания. Ласковый ветер Заполярья дышал безмятежностью. Двухдневная доза «Столичной» якутского разлива грела души. Тяжелые веки смежились. Все шло как надо… Все будет очень хорошо… Они отключились под монотонный рассказ «олигарха» один за другим…

* * *

В столице Ил-62 встречал ответственный редактор программы «Темя». Здоровенный широкоплечий бородач долго метался возле летного поля, но съемочной группы из Якутска на трапе видно не было. Он возвышался над толпой встречающих, как маяк отчаяния. Ходорович ждал сюжета. Место в эфире пустовало под якутского олигарха. А группы не было.

Они появились неожиданно. Прямо у микроавтобуса с магической надписью «ЦТ». Ответственный редактор всмотрелся в опаленные тундрой лица коллег и мысленно упал в обморок. Первым, в качестве громоотвода, шел шатающийся ассистент в дубленке, надетой прямо на майку. Но его гнев редактора минул. Бородач вычленил из недр группы режиссера и крепко ухватил за грудки: