Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок

— Хорош дрочить! Доставай клешни. Канаем к зоне.

Такого приема на небесах даже он, старый грешник, не ожидал. Вместо святого лика кого-нибудь из апостолов перед глазами маячила жуткая, заросшая волосами рожа Моченого. Сосульки на его усах и бороде были огромными и больше напоминали зубы отмороженного якутского вампира. Он был как всегда подвижен, деловит и уголовно авторитарен.

— Без хавчика крякнем. Надо вертаться к куму в хату.

* * *

Тундра трещала по швам. Вечная мерзлота лопалась от мороза, как бракованный асфальт на российских дорогах. Казалось, воздух вот-вот превратится в лед и осыплется на землю. Но они были живы.

На шестой день пути на них вышли песцы. Что они делали посреди тундры на сорокаградусном морозе, неизвестно. Встретить какую бы то ни было еду, кроме Моченого и Гниды, в этих местах было невозможно. Так что цели песцов были прозрачны, как бюджетная политика СССР. Уголовники насторожились. Защитный окрас животных только прибавил ситуации остроты.

«Отбивная с кровью и варежки», — подумали беглые зэки.

«Голое мясо. Можно и баб позвать», — решили песцы.

Они не знали, что перед ними стоял и облизывался сам Моченый, который ради смеха откусывал овчаркам головы на бегу. Враги стояли и смотрели друг на друга среди белой немоты, не замечая мороза и колючего ветра. Двое на двое. Все повзрослому: люди, звери, голод и ничего вокруг.

— Ну пошли, побазарим, — наконец произнес Моченый и, не оборачиваясь, зашагал в метель. Гнида от удивления раскрыл рот, где тут же замерзли слюни.

Песцы переглянулись и взъерошили хвосты. Затем один из них, что покрупнее, копнул пару раз снег передней лапой, как это обычно делают рассерженные лошади, издал омерзительный визг и тоже скрылся за снежным занавесом.

Если брать «по-чесноку», круче песцов на тундре никто не стоит. Реальные пацаны держат тундру конкретно. По понятиям, они, конечно, отморозки. Ни одна стрелка у них мирно не проходит. Никогда. По большому счету, им даже олени по балабасу. Шоблой налетят, в кровище перемажутся и разбегаются по норам. Но чтобы вот так, на самого Моченого, один на один?! Чистый беспредел.

Гнида и оставшийся песец уничтожающе смотрели друг на друга. Судя по взгляду животного, с теорией дарвинизма он не был знаком, а потому был уверен, что песец — царь зверей. Дикий рев, визг и звук рвущейся песцовой шубы прозвучали почти одновременно.

Моченый появился из-за пелены сухой снежной крошки, витающей в воздухе, так же внезапно и решительно, как исчез. Лицо его сплошь было в крови, а в руках он нес то, что раньше, по всей видимости, было авторитетным песцом.

— Лох, — брезгливо произнес вор. Он бросил на снег половинки и упал без сознания. Гнида показал своему врагу оттопыренный средний палец.

* * *

Они подошли к зоне через десять дней. Гнида взял ее на запах. Издалека она выглядела, как большое грязное пятно на огромной белой простыне тундры. Гнида упрямо шел на вонь баланды. Моченого он тащил за собой, держа за шиворот телогрейки. Жив авторитет или нет — он не знал, но тащил «по мнению». А может быть, пальцы примерзли. Последние шаги дались особенно трудно. Он выдергивал ноги из снега, как из зыбучих песков. Перед глазами расплывчато маячила зеленая дверь проходной.

А в это время за воротами вот уже полчаса стоял Запруда, разжалованный в младшие сержанты, и улыбался в предвкушении встречи. Гнида постучал. Ему не ответили. Он постучал еще раз. Зона отозвалась сиреной, леденящей кровь.

— Ложкомойники, — без выражения произнес зэк и сел на снег, привалившись к двери спиной. Голова обессиленно откинулась назад, гулко ухнув по жестяной обшивке.

— И-хто это тама? — послышалось вдруг из теплой утробы проходной.

— Открывай, начальник! Мамка приканала! — Гнида снова вцепился обледеневшими пальцами в воротник Моченого.

— Не велено пускать. — Холуйский голос Запруды ликовал за дверями.

— Хули ты шоркаешься, шерсть? — Зэк с трудом подтащил тело авторитета поближе к двери.

— Пущу только одного, — отозвался младший сержант и хихикнул.

— Понт. Не канает, — тихо прошептал Гнида в пургу, лег рядом с корешем и закрыл глаза.

Глава 8

ПИЩА ДЛЯ МОЗГА

Ужин в четвертом отделении психиатрической больницы имени Скворцова-Степанова состоял из селедки с винегретом. Меню воняло нестерпимо. Кроме этого в ассортименте присутствовали пластмассовые ложки, но их употребляли только буйные, и то под настроение. Артур Александрович Кнабаух тоскливо вздохнул. Ему было скучно и противно. Очень хотелось на волю, в мир большой власти и несчитанных денег. Но снаружи его никто не ждал. Кроме врагов и нищеты.