170  

Ответом послужило гробовое молчание и повернутая к нему затылком голова.

— Ага, прекрасно, значит, все-таки отважился. Вероятно, это произошло, когда он приезжал сюда в отпуск. И теперь, поскольку благородный Эшли, возможно, уже мертв, вы благоговейно храните этот поцелуй в своем сердце. Но я не сомневаюсь, что это у вас пройдет, и когда воспоминание о его поцелуе изгладится из вашей памяти, я…

Вне себя от ярости Скарлетт повернулась к нему.

— Подите вы к дьяволу! — прошипела она сквозь зубы, и ее зеленые, сощуренные от ненависти глаза сверкнули, как два узких лезвия, на перекошенном злобном лице. — Остановите кабриолет, иначе я спрыгну на ходу. Я знать вас больше не желаю.

Ретт осадил лошадь, но прежде чем он успел сойти и помочь Скарлетт, она спрыгнула на землю. Кринолин зацепился за колесо, и на мгновение глазам всех прохожих на площади Пяти Углов открылось зрелище нижних юбок и панталон. В ту же секунду Ретт наклонился и отцепил платье. Скарлетт, не проронив ни слова, даже не обернувшись, бросилась прочь. Ретт негромко рассмеялся и тронул вожжами лошадь.

Глава XVIII

Впервые с начала войны в Атланте стал слышен грохот орудий. В ранние часы утра, когда город еще не пробуждался от сна, со стороны горы Кеннесоу стали долетать слабые раскаты канонады — глухой гул, который можно было принять за далекую летнюю грозу. Но временами орудийная стрельба, перекрывая городской шум, была слышна и в полдень. Люди старались не прислушиваться к ней, старались разговаривать, смеяться, продолжать свои повседневные дела, не думать о том, что янки там, в двадцати двух милях от города, но ухо невольно ловило звуки боя. И у всех были напряженные лица: чем бы ни были заняты руки, уши прислушивались и сердце уходило в пятки сотни раз на дню. Канонада стала слышней? Или это просто кажется? Остановит их на этот раз генерал Джонстон? Остановит ли?

Панический страх готов был прорваться наружу. Каждый новый день отступления истощал натянутые нервы, и казалось, они вот-вот не выдержат. Все таили свой страх про себя, проявлять его считалось недопустимым, но внутреннее напряжение находило выход в громкой критике генерала. Страсти достигли апогея. Шерман стоял у ворот Атланты. Еще одно отступление могло отбросить конфедератов на улицы города.

Дайте нам генерала, который бы не отступал! Дайте нам такого, который бы стоял и сражался!

Под далекие глухие раскаты канонады милиция штата — «любимчики Джо Брауна» — и войска внутреннего охранения маршем прошли через Атланту, направляясь на оборону мостов и переправ на реке Чаттахучи в тылу у генерала Джонстона. День был пасмурный, хмурый, и когда они промаршировали у Пяти Углов и вышли на улицу Мариетты, начал моросить дождь. Весь город высыпал поглядеть, как они уходят: все стояли, сбившись в кучки под тентами магазинов на Персиковой улице, и пытались подбадривать воинов напутственными криками.

Скарлетт и Мейбелл Мерриуэзер-Пикар получили разрешение отлучиться из госпиталя, чтобы проводить уходящие войска, поскольку дядя Генри и дедушка Мерриуэзер находились в частях внутреннего охранения, и теперь они обе стояли вместе с миссис Мид в гуще толпы, приподымаясь на цыпочки, чтобы лучше видеть. Скарлетт, несмотря на общую для всех южан готовность верить лишь тому, что обнадеживает и вселяет бодрость, чувствовала, что у нее холодеет все внутри при виде разношерстных марширующих колонн. Видно, положение стало совсем отчаянным, если уж поставили под ружье этих никудышных тыловиков — дряхлых стариков и мальчишек! Попадались, конечно, и молодые, здоровые мужчины — эти выглядели нарядно в яркой форме отборных частей милиции: на шляпах колыхались перья, длинные концы кушаков развевались на марше. Но стариков и совсем желторотых юнцов было так много, что сердце Скарлетт сжималось от жалости и страха. Так много седобородых мужчин старше ее отца старались бодро шагать в ногу под моросящим дождем под дробь полкового барабана и свист дудок! Дедушка Мерриуэзер в лучшей шотландской шали миссис Мерриуэзер, накинутой от дождя на плечи, шагал в первом ряду и широко улыбнулся, приветствуя женщин. Мейбелл прошептала Скарлетт на ухо, сжав ей руку.

— Несчастный старик! Первый же хороший ливень прикончит его, бедняжку! С таким ишиасом…

Дядя Генри Гамильтон маршировал в следующем ряду колонны: два пистолета времен Мексиканской войны за поясом, воротник длинного черного сюртука поднят, в руке небольшой саквояж. Рядом с ним вышагивал его черный слуга, почти такой же старый, как сам дядя Генри, держа над его и своей головой раскрытый зонтик. Плечом к плечу со стариками шли юноши — все с виду не старше шестнадцати лет. Многие из них бросили школу, чтобы пойти на фронт, некоторые были в форме военных училищ — черные перышки на их маленьких серых кепи обвисли под дождем, белоснежные полотняные перевязи на груди промокли насквозь и потемнели. Среди последних находился и Фил Мид: в лихо сдвинутой набекрень шапочке с саблей и кавалерийскими пистолетами покойного брата за поясом, он промаршировал мимо миссис Мид, и она с трудом улыбнулась и помахала ему рукой, а потом, когда силы на мгновение оставили ее, припала головой к плечу Скарлетт.

  170  
×
×