Унесенные ветром

Он вошел в калитку, и она окликнула его, призвав на помощь свою самую сияющую улыбку. Как удачно, что на ней новое платье и этот чепец и она выглядит такой хорошенькой! Взгляд, каким он окинул ее, подтвердил, что и он находит ее хорошенькой.

— Еще один младенец! Ну, Скарлетт, и удивили же! — рассмеялся он и, нагнувшись, откинул одеяльце, прикрывавшее маленькое уродливое личико Эллы-Лорины.

— Не кажитесь глупее, чем вы есть, — сказала она, вспыхнув. — Как поживаете, Ретт? Вас так давно не было видно.

— Да, давно. Дайте подержать малыша, Скарлетт. О, я знаю, как надо держать младенцев. У меня много самых неожиданных способностей. Надо сказать, он — точная копия Фрэнка. Только баков не хватает, но всему свое время.

— Надеюсь, это время никогда не наступит. Это девочка.

— Девочка? Тем лучше. С мальчишками одно беспокойство. Не заводите себе больше мальчиков, Скарлетт.

Она чуть было не ответила ему со всем ехидством, что вообще не намерена больше иметь ни мальчиков, ни девочек, но сумела удержаться и сверкнула улыбкой, а тем временем мозг ее усиленно работал, изыскивая тему для беседы, которая отдалила бы наступление неприятной минуты и разговор о нежелательном предмете.

— Приятная у вас была поездка, Ретт? Куда это вы на сей раз ездили?

— О… на Кубу… в Новый Орлеан… в другие места. Вот что, Скарлетт, берите-ка свою малютку: она решила пускать слюни, а я не могу добраться до носового платка. Отличный ребенок, уверяю вас, только я не хочу, чтоб она испачкала мне рубашку.

Скарлетт взяла у него девочку и положила к себе на колени, а Ретт не спеша оперся на балюстраду и достал сигару из серебряного портсигара.

— Вы все время ездите в Новый Орлеан, — заметила Скарлетт. — И ни разу не сказали мне — зачем, — надув губки, добавила она.

— Я ведь много работаю, и, очевидно, дела влекут меня туда.

— Много работаете?! Вы?! — Она рассмеялась ему в лицо. — Да вы в жизни своей не работали. Вы слишком ленивы. Все ваши дела сводятся к тому, что вы ссужаете деньгами этих воров-«саквояжников», а потом отбираете у них половину прибыли и подкупаете чиновников-янки, чтобы они помогали вам грабить нас — налогоплательщиков.

Он запрокинул голову и расхохотался.

— А уж как бы вам хотелось иметь столько денег, чтобы вы могли покупать чиновников и поступать так же!

— Да я при одной мысли… — вскипела было она.

— Впрочем, может, вам и удастся выжать достаточно денег, чтобы в один прекрасный день всех подкупить. Может, вы и разбогатеете на этих каторжниках, которых вы подрядили.

— О, — немного растерявшись, выдохнула она, — как это вы так скоро узнали про мою команду?

— Я приехал вчера в конце дня и провел вечер в салуне «Наша славная девчонка», где можно услышать все городские новости. Это своего рода банк, куда собираются все сплетни. Даже лучше дамского вязального кружка. Не было человека, который не сказал бы мне о том, что вы подрядили команду каторжников и поставили над ними этого урода коротышку Гэллегера, чтобы он вогнал их в гроб работой.

— Это ложь, — пылко возразила она. — Ни в какой гроб он их не вгонит. Уж я об этом позабочусь.

— Вы?

— Конечно я! Да как вы можете говорить такое?!

— Ах, извините, пожалуйста, миссис Кеннеди! Я знаю, ваши мотивы всегда безупречны. И однако же, этот коротышка Джонни Гэллегер — такая бессердечная скотина, каких еще поискать надо. Так что лучше следите за ним в оба, не то будут у вас неприятности, когда явится инспектор.

— Занимайтесь-ка своими делами, а уж я буду заниматься своими, — возмущенно отрезала она. — И не желаю я больше говорить о каторжниках. Все становятся такими мерзкими, как только речь заходит о них. Какая у меня команда — никого не касается… Кстати, вы мне так и не сказали, что у вас за дела в Новом Орлеане. Вы ездите туда так часто, что все говорят… — Она поспешно умолкла. Она вовсе не собиралась заходить так далеко.

— Так что же все говорят?

— Ну… что у вас там возлюбленная. Что вы собираетесь жениться. Это правда, Ретт?

Она так давно сгорала от любопытства, что не удержалась и все же задала этот вопрос. Что-то похожее на ревность шевельнулось в ней при мысли о том, что Ретт может жениться, хотя с чего бы ей ревновать.

Его дотоле равнодушный взгляд стал вдруг острым; он посмотрел на нее в упор и смотрел не отрываясь, пока румянец не вспыхнул на ее щеках.

— А вы это очень примете к сердцу?

— Ну, мне совсем не хотелось бы терять вашу дружбу, — церемонно произнесла она и, наклонившись, с деланно безразличным видом поправила одеяльце на головке Эллы-Лорины.