54  

— Мощь-то такая! Видела бы ты, как от меня эти алкаши улепетывали!

— Да плевать на них! — проворчала Варвара. — Ты кого-нибудь видел?

— Ну да! — признал Корнелий удивленно. — Тех двух типов! Я же сказал!

— И все? А когда возвращался? До Корнелия что-то стало доходить.

— А чего ты там делала, а? — спросил он.

— Загорала!

Корнелий охотно удовольствовался этим объяс­нением.

— А ты меня любишь? — спросил он. Корнелий потому и считался самым бестолко­вым стражем в Эдеме, что всегда задавал своевре­менные вопросы.

Глава 11. Процент комиссионера

Все теории мира не стоят един­ственной правды.

Успех в любом начинании опре­деляется способностью человека на­ступить на свое «хочу».

Пока ты жалеешь сам себя, тебя больше никто не пожалеет.

«Книга Света»

По путаным переулкам центра бродили осенние сквозняки. Они были противные, стылые и слабые, как старые суккубы. Потрогает, сунет руку за ворот, дунет пылью в глаза и скроется в подворотне.

Дафна лежала на животе на крыше и терпеливо смотрела на вход резиденции мрака. Здесь, в центре, как всегда людно. Человеческие волны катились по улицам, и каждая часть волны считала себя чем-то отдельным. Хлопали дверцы машин. В витрине тур­бюро летала кругами привязанная на леске модель самолета. В окнах, выходящих на лестницы, белели физиономии курильщиков.

Дафна наблюдала все это сверху и размышляла, что толпа имеет душу и психику пятилетнего ребен­ка. Так же легко путается, заинтересовывается, радуется, впадает в панику. Чем толпа больше, тем ниже ее психологический возраст. Казалось бы, коллек­тивный ум должен давать бонусы. На деле же он их только отнимает.

В руках у Дафны был бинокль, позволяющий ви­деть сквозь камни, а на спине — маскировочная на­кидка из листьев невидимого дерева, которое долго искали по всему Эдемскому саду, поскольку и дере­во, как и его листья, тоже невидимое.

Замысел был прекрасный, но, как и все подоб­ные, не учитывал важных деталей. Первая: на Даф были светлые джинсы, а крыша — холодная и мо­края, с лужами, натекшими в местах стыка черепи­цы. Вторая: бинокль позволял видеть сквозь камни и кирпичи, но внезапно отвлекался и начинал до бес­конечности укрупнять отдельные детали.

В результате бедная мерзнущая Дафна пятнад­цать минут созерцала большой палец ноги Пуфса. Пытаясь избавиться от него, переводила бинокль туда и сюда, и опять видела то валявшуюся на полу дохлую муху, то пыль на полировке, то застрявший в обшивке гвоздь. Потом на несколько секунд увидела рот Пуфса и что-то размытое, похожее на висящее в воздухе серое полотенце.

— Позови Тухломона и Хныка и узнаешь, где ножны! — произнесло серое полотенце и стало рас­творяться в воздухе.

— Эй! Постой! — Пуфс безуспешно пытался ухва­тить тень за руку. — Мы так не договаривались! Ты обещал мне найти ножны!

— Вот именно. Слушай сам себя. Найти ножны. Прощай: мы с тобой квиты!

И снова Даф видела рот Пуфса, кричащий кому-то из младших стражей:

— Кузнецкий, сегодня вечером!.. Да, обоих! Ког­да? Немедленно!..

Эдемский бинокль с усилителем звуков в руках у Дафны дрогнул и, сбившись, вновь стал показывать не относящиеся к делу вещи: спираль дарха Пуфса. чернильницу с высохшей кровью, пуговицу, зака­тившуюся под ножку стола. Дафна вспомнила суккуба, любившего пуговицы с янтарем. Кажется, его звали Ихлибедих. Бедный Ихлибедих! Должно быть, не добрал нормы.

— Пвифет, милая моя! — поздоровался кто-то рядом.

Дафна оцепенела, не решаясь ни скосить глаз, ни шевельнуть пальцем. На инструктаже по маски­ровке в них долгие годы вбивали: слишком подвиж­ный наблюдатель и мертвый наблюдатель — одно и то же. Даф знала: увидеть ее под маскировочной накидкой невозможно. Ни обычным зрением, ни истинным.

— Ты фто, офлофла? Сера из уфей уфирается ис­ключительно самовозгоранием! Думаешь, ефли от дефушки фидна одна фтупня — это дает ей фрафо не здороваться с люфимой учительницей? — возне­годовал тот же голос.

Дафна шевельнулась под накидкой.

— Фтупня?.. — робко переспросила она.

— Фтупня — это, исфеняюсь, лодыфка! Уфите анафомию, уфафаемая!

На коньке крыши, свесив ноги, сидела Эльза Керкинитида Флора Цахес, она же Шмыгалка. Учитель­ница была в длинной юбке-колоколе, в шляпе с вуа­лью и алом плаще с вплетенными живыми розами. В руке у нее шевелилась трость, превращенная из живого ужа, подавившегося живой лягушкой.

  54  
×
×