Танец меча

— С каких это пор стражу света, чтобы взлететь, нужна крыша?

— Ну хорошо… тогда с балкона! — Дафна по­спешно вытолкала их из квартиры, сама же метну­лась на захламленный балкон.

Эссиорх, как многие художники, неудавшиеся работы жалел за вложенный в них труд. Не выбра­сывал, а хранил на балконе, где дождь постепенно смывал с холстов гениальность. Улита же, хотя и на­водила иногда порядок, но хватало ее только на по­мыть две-три чашки и вытереть пыль с подоконника.

Спотыкаясь о холсты и ненужные части мото­цикла, Дафна забралась на перила. Пальцы скольз­нули по шнурку. Нашарили бронзовые крылья.

— Сейчас узнаем, кто тут разучился летать! — буркнула она, вспоминая Шмыгалку.

Шагнув с перил, Дафна коснулась небольшого отверстия между бронзовыми крыльями и ощути­ла толчок. Маховые перья материализовавшихся крыльев спружинили о воздух. Дафна сделала красивое и мощное, как ей показалось, движение, ко­торое должно было пронести ее над самой землей и взметнуть в небо, но привело оно лишь к тому, что она носом проехалась по траве. Нет, она не ушиблась. Эссиорх жил невысоко. Это получился больше щелчок по самолюбию. Конечно, маневр с резким взлетом был уровнем повыше среднего, но в эдемский свой период Дафна проделывала и не такое.

Дафна торопливо вскочила, пока Эссиорх и Ули­та не вышли из подъезда, и снова взлетела, на этот раз без выкрутасов. Так и кружила над домом, дожи­даясь, пока Эссиорх заведет мотоцикл.

Да, права была Шмыгалка, утверждая, что в Эдем через главные ворота ей лучше не соваться.

* * *

За столетия существования литературы чего только не описывалось в книгах! И утро молодого помещика, и бессонные ночи скряги над сундуком с золотом, и суровый быт солдата, и метания влю­бленной барышни. Одного не знали повести и ро­маны: встречи комиссионера с суккубом на метро «Спортивная».

Тухломон обнаружил Хныка, как только выско­чил из автобуса, где, прикинувшись контролером, пытался выцыганить у безбилетника эйдос. Суккуб Хнык, хорошенький как никогда, переминался с ножки на ножку у киоска «Изготовление ключей».

К нему клеились два молодых человека в бело­снежных рубашках, с ремнями сумок через плечо. Настолько аккуратных, что можно было предполо­жить, как перед выходом в город начальство тща­тельно проверяет им уши, воротнички, манжеты и степень блеска ботинок. Не прошедший контроль на маршрут не допускается.

Первый, высокий и напористый, выполнял роль тяжелой артиллерии, используя вместо снарядов чу­гунные болванки раскатистых слов. Другой, помлад­ше, робко улыбался и создавал массовость.

Тухломон мгновенно отодвинул Хныка плечом и просунулся вперед.

— Чем торгуем? Картофелечистки? Беспрои­грышная лотерея?

Молодые люди переглянулись и моментально взяли Хныка в оборот.

— Хотите обрести уверенность в завтрашнем дне? — спросил старший. Младший закивал.

Тухломоша, всмотревшись аккуратистам в грудь и обнаружив годные эйдосы, оживился, засмущал­ся, покраснел и вызвался обретать уверенность уже в сегодняшнем.

— А от эйдосов отречетесь? Считалочку скажете? Это моя маленькая причуда! — сказал он скорого­воркой.

«Белоснежные рубашки» удивленно перегляну­лись.

— Да запросто! Приходите к нам завтра! «Дом агронома», шесть вечера!

Тухломоша извлек записную книжечку и отме­тил время.

— Можете прямо сейчас ставить чайник! А вас там много?

— Хватает! — усмехаясь, подтвердил молодой человек. Суетящийся старикашка казался ему за­бавным.

— И все такие же умненькие? Ах-ах-ах! Счастье-то какое! — Тухломоша зарумянился.

Хнык, прочно отодвинутый на второй план, не выдержал такой наглости.

— Нтя, пуся мои кареглазая! Назад сдал, прой­доха! Куда к чужой добыче лезешь? — завизжал он, подпрыгивая и прищелкивая ножками.

Хитрый Тухломоша вопить не стал и придал сво­ему послушному пластилиновому лицу выражение интеллигентного негодования.

— Вы меня удивляете! Эти движения, этот тон! — сказал он с видом манерного учителя тан­цев, которому сообщили, что его берут в заложни­ки. — Вы слышали, юноши, этот субъект назвал вас добычей!

«Белые рубашки» засмеялись.

— Лечись, дядя, мы вызовем тебе «Скорую»! Однако Хнык лечиться не пожелал.

— Уйди, фука противная, или я на тебя на­плюю! — заверещал он и, выполняя угрозу, стал за­плевывать Тухломона по навесной траектории че­рез головы молодых людей. Тот, пританцовывая, ускользал и показывал язык.