27  

— Где моя дочь? — как можно более ласково поинтересовалась баронесса, но все равно ее голос прозвучал резко, с какими-то металлическими нотками.

— У себя, наверное, еще спит, — графиня повернулась к дому и попыталась взглядом отыскать окна спальни Колетты.

— А где ее комната?

— Дворецкий проводит мадам.

Дворецкий, не меняя выражения лица, а только сдобрив его улыбкой, повел баронессу в дом. Он остановился у самой двери спальни Колетты и несколько раз стукнул. Оттуда не раздалось ни звука.

Баронесса, подозревая недоброе, в нетерпении распахнула дверь и чуть не вскрикнула: измятая простынь, брошенное в ноги одеяло, а главное, и без объяснений было ясно, Колетта сегодня тут и не ночевала. Самые страшные подозрения закрались в душу матери. Она подбежала к кровати и прикоснулась к

Постели рукой. Та была холодна.

Не спрашивая ни о чем дворецкого, баронесса выбежала в коридор и вновь замерла в нерешительности.

— Если вы, мадам, хотите отыскать мадемуазель Аламбер, то ее спальня вот здесь, — и дворецкий указал на золоченую дверь.

Уже не считаясь с приличиями, не тратя времени на условности, баронесса толкнула дверь и ворвалась в спальню Констанции. Она готова была метать громы и молнии, допытываясь, куда та подевала дочь.

Но тут баронессу Дюамель ждал сюрприз: рядом со спящей Констанцией она увидела кого — то, кто прятался под одеялом, выставив из-под него лишь макушку и согнутую в локте руку.

То, что это мужчина, Франсуаза уже не сомневалась.

«Так вот как она воспитывает мою дочь!»— подумала Франсуаза, готовясь высказать Констанции все, что она о ней думает.

Но та вдруг проснулась и уставилась на баронессу. Откуда она взялась в ее спальне, Констанция никак не могла взять в толк. Тут же сердце мадемуазель Аламбер забилось чаще. Ей предстояло по виду баронессы определить, знает та о ночных приключениях своей дочери или же нет.

Баронесса Дюамель только успела открыть рот, как Констанция тут же взяла инициативу в свои руки. Она отбросила одеяло с Колетт и воскликнула:

— Колетта, просыпайся, твоя мать приехала! Это было большой неожиданностью для баронессы и на время у нее отнялся дар речи.

Перепуганная Колетта широко открытыми глазами смотрела на мать.

— Ну что же ты, Колетта, поздоровайся с ней. Девушка опасливо выскользнула из-под одеяла и побежала навстречу матери.

Инстинктивно она чувствовала, самое верное сейчас — броситься на шею матери.

Если та что-нибудь знает, слезы помогут, а если ничего — то пусть это будут слезы радости.

Так Колетта и поступила. Франсуаза стояла у открытой двери, обнимая свою дочь, и тоже плакала.

— Мама, я так скучала по тебе, я так хотела приехать!

Констанция Аламбер слушала этот бред и готовилась объяснить Франсуазе, почему это вдруг Колетта оказалась у нее в постели.

А баронесса Дюамель гладила дочь по волосам и приговаривала:

— Ты у меня еще такая глупая…

— Представь, Франсуаза, сегодня ночью она испугалась спать одна и прибежала ко мне.

Констанция запрокинула голову, ее волосы рассыпались по плечам. Весь вид мадемуазель Аламбер говорил о том, что она только и занималась в последние дни тем, что не спускала глаз с Колетты.

— Ты еще очень глупая… — приговаривала Франсуаза, а Колетта вздрагивала всем телом, боясь, что сейчас настроение матери изменится, и Франсуаза строгим тоном спросит ее, что она выделывала с виконтом Лабрюйером. Но страшного вопроса так и не последовало.

Франсуаза, наконец-то, отстранила от себя дочь и взяв ее за плечи, пристально посмотрела ей в глаза.

Вид Колетты был, конечно, жалок. Она втянула голову в плечи и виновато посмотрела на свою мать.

— Пойдем, пойдем, Колетта, мне кажется, я не видела тебя целую вечность, — баронесса Дюамель и ее дочь покинули спальню Констанции и та смогла облегченно вздохнуть.

«Ну, кажется теперь все. Франсуаза ни о чем не догадывается, а я больше ничего и не стану предпринимать».

Констанция Аламбер ликовала:

«Наконец Эмиль де Мориво наказан и вновь можно зажить спокойно».

Прозвучал гонг, извещавший, что завтрак накрыт. И только тут Констанция вспомнила, о чем просила ее мадам Ламартин. Поэтому она поспешила первой прийти к столу.

Старая графиня Лабрюйер уже сидела на террасе и как всегда клевала носом.

Констанция тронула ее за плечо.

— Мадам!

Графиня вздрогнула, но так и не проснулась.

— Мадам! — уже почти закричала ей в самое ухо Констанция.

  27  
×
×