Констанция. Книга третья

— Я не хочу, мне приятно сидеть рядом с тобой и думать, как будто это продолжится завтра и послезавтра.

— Я никогда не дожидался утра, — прошептал виконт Лабрюйер, обращаясь к своей возлюбленной, — я всегда уходил раньше.

— До рассвета еще далеко, — успокоила его Мадлен, — и мы успеем побыть вместе.

— Нет, я сегодня встречу рассвет вместе с тобой, я полюбуюсь, как солнце поднимается из-за крыш домов, как первые лучи солнца касаются твоих волос, золотят их.

— Это все мечты, дорогой виконт.

— Нет, Мадлен, так будет. Еще не одно утро мы встретим с тобой вместе.

— Анри, Анри, ты слишком любишь мечтать и по-прежнему пытаешься обмануть меня.

— Нет, Мадлен, я в самом деле хочу быть рядом с тобой. Когда я увидел, как ты стоишь под дождем в ожидании милости с моей стороны, я внезапно почувствовал и холодные струи ливня и пронзительный ветер… Я понял, как не просто приходится тебе и пожалел, что написал то письмо, оставленное на подушке.

— Я так плакала…

— Наверное, ты возненавидела меня?

— Ну что ты, Анри, ты же ничего не скрыл от меня, и я знала, так оно и случится.

— Но ты верила, что любовь вернется и мы встретимся?

— Как видишь, я верила не зря. Виконт Лабрюйер прикрыл глаза и Мадлен положила ему ладонь на веки.

— Ты спи, я буду рядом и не думай, что тебе удастся улизнуть прежде, чем наступит рассвет.

— Я же в своем доме, — рассмеялся Анри, — и мне некуда убегать.

— Скоро потухнут дрова в камине, скоро даже перестанут рдеть уголья, все подернется серой золой, и спальня погрузиться в темноту. И ты, Анри, медленно растворишься в ней. Я буду вглядываться во мрак, пытаясь разглядеть твое лицо, пытаясь понять, улыбаешься ли ты во сне или твои губы грустят.

— Тогда, Мадлен, наклонись и поцелуй меня. Анри ощутил на своих губах немного влажный, ласковый поцелуй.

Когда виконт Лабрюйер уснул, лицо Мадлен сделалось строгим. Она провела рукой по своим губам, как бы пытаясь вытереть их, а затем с некоторой брезгливостью, в то же время и с грустью посмотрела на своего спящего любовника.

— Ну вот и все, — произнесла женщина. Она сняла с подоконника сумку, достала лист бумаги, оловянный карандаш и даже не одеваясь, подсела к столу. Ее рука быстро чертила размашистые буквы и с каждым новым словом, возникшим на бумаге, лицо Мадлен становилось все более и более решительным.

Наконец, закончив письмо, она положила его на видном месте и придавила небольшой скульптуркой, изображавшей богиню любви. Подобных безделушек в спальне виконта было превеликое множество.

Затем мадам Ламартин собрала остатки гардероба Анри и тихонько смеясь, запихала их в камин на тлеющие уголья. Вскоре потянуло дымом, вспыхнул огонь, и одежда рассыпалась пеплом.

Мадлен же достала из сумки новое платье и не спеша оделась.

«У него хорошее большое зеркало в спальне»— пробормотала Мадлен, разглядывая свое отражение.

ГЛАВА 9

Пробуждение Анри впервые за последние дни было приятным. Он лежал, не открывая глаз, и прислушивался к тому, как уходит сон. Это приятное чувство находиться на границе между бодрствованием и сном ощущать, как тело постепенно приобретает вес, появляются запахи, звуки.

— Мадлен, — прошептал виконт.

Лишь тишина была ему ответом.

Он протянул руку в сторону Мадлен, но ощутил только пустоту.

«Неужели она все еще сидит рядом?»— лениво подумал Анри, открывая глаза.

Но вместо прекрасной Мадлен он узрел рядом со своей кроватью не выспавшегося Жака. Слуга являл собой чрезвычайно печальное, но поучительное зрелище. Печальное в смысле состояния его гардероба и красноты глаз, не узнавших в эту ночь сна, а поучительным было само присутствие Жака у постели покинутого всеми хозяина.

Анри резко сел в постели.

— Где она?

Жак пожал плечами.

— Где она? Отвечай немедленно!

— Ушла еще до рассвета, хозяин, — промямлил слуга, вжимая голову в плечи так, словно его собирались бить.

— И ты не разбудил меня?

— Мадам Ламартин не велела.

— Ты кому служишь, — вскричал Анри, — мне или ей?!

— Но она так просила, что я не смог отказать.

— Идиот!

— Вы правы, ваша светлость.

Анри вскочил, набросил халат и подбежал к окну.

— Ну что, разиня, — обратился виконт к самому себе, — еще успеешь полюбоваться, как утреннее солнце поднимается из-за крыш домов, но ее не будет рядом с тобой. Ты не понял, все это фарс.

Любовь… да какая к черту любовь, она всего лишь хотела отомстить