Короли и королевы. Трагедии любви

Годы шли, но они не смягчали ужасный темперамент этой женщины. Время от времени ей приходилось сдерживать своей железной рукой бунтующих подданных. Тогда она громоздила труп на трупе, не останавливалась ни перед какими жертвами, в то время как прекрасные юноши беспрестанно пополняли ее гарем. Так все продолжалось до январской ночи 705 года. В ту ночь горстка вооруженных людей ворвалась в личные покои императрицы. Там они быстро и бесшумно расправились с опекаемыми старой правительницей юношами. Ву Цо Тьен растерянным взглядом наблюдала эту резню, не понимая до конца, что происходит. Она попыталась закричать. Один из заговорщиков сбросил ее на пол, уперся ей коленом в грудь и приставил кинжал к горлу.

– Ву Цо Тьен, пришло время передать престол твоему сыну Подпиши свое отречение, или ты умрешь. Крики тебе не помогут, дворец находится в наших руках.

Наконец, она поняла, что ее игра окончена. Она повиновалась и поставила свою подпись. Несколько минут спустя она с надежным сопровождением была отправлена в далекий монастырь в горах, который много лет назад покинула с такой радостью. В этот раз у нее не оставалось никаких надежд. Ей было восемьдесят три года, и она не смогла вынести трудностей монастырской жизни. Спустя несколько недель Ву Цо Тьен умерла в одиночестве, оставленная всеми. Китай мог облегченно вздохнуть.

ИЗБИТАЯ КОРОЛЕВА

МАТИЛЬДА ИЗ ФЛАНДРИИ

– Лучше я стану монахиней, чем буду принадлежать этому ублюдку!

Юный голос выкрикнул эти оскорбительные слова столь громко, что они отдались эхом в сводах парадного зала. Затем воцарилась тишина, которая обычно наступает после подобных вспышек. Все присутствующие стояли, затаив дыхание, и ждали.

Гилом слегка побледнел. Он медленно поднял руки и вцепился в свой украшенный золотом пояс. Зубы его были крепко сжаты, но глаза пылали. Граф Фландрии вскочил с места, он был вне себя.

– Дочь моя… как вы посмели! Вы забываетесь!

Добрые люди во Фландрии прозвали своего господина, Бодуэна V, «Добродушным», но сейчас он не выглядел таковым, и гнев, который слышался в его голосе, мог ужаснуть самого смелого человека, но, конечно, не Матильду. Она стояла, гордо выпрямившись, слегка опустив своенравный подбородок.

– Очень сожалею, отец мой, но, с вашего позволения, я не выйду за него замуж.

За этого человека… этого знатного и могущественного герцога Нормандии, этого двадцатилетнего принца, который был красив, как античный бог, и дружить с которым почитали за честь самые сильные мира сего! Среди присутствующих возник ропот, но Гилом не произнес ни слова. Некоторое время он смотрел мрачным взглядом на девушку, стоявшую перед ним в белом наряде и с тяжелыми золотыми косами, которые доходили почти до пола. Она казалась очень самоуверенной и красивой. Она была так прекрасна, что Гилом с первого взгляда понял, что любая женщина поблекнет рядом с ней. Он желал ее и просил у ее отца, который одобрил столь выгодную партию. Теперь же это сватовство на глазах всего блистательного общества было презрительно отвергнуто и само предложение было опозорено. И хотя внутри у него все кипело, герцог невольно восхищался ее гордым нравом, который свидетельствовал о породе.

Он слышал, как его люди перешептывались между собой. Для этих светловолосых гигантов, потомков викингов, оскорбление смывалось лишь кровью. Уже их руки потянулись к мечам, а глаза изучали, сколько вооруженных людей находится в дверях зала. Но всего лишь одним движением он заставил их замолчать. Бодуэн приказал своей дочери:

– Иди к себе.

Матильда безмолвно, но с горделивой медлительностью повиновалась и покинула зал. Проходя мимо отца, она склонила голову, но мимо герцога она прошла, высоко подняв ее, дабы показать всему миру, что отказывает ему в приветствии. Бодуэн подошел к своему гостю.

– Сын мой… – начал он. Но тот прервал его.

– Не стоит, граф, одаривать меня тем титулом, в котором мне только что было отказано. Мне известны ваши благие намерения. Не будем придавать значения тем словам, которые были здесь сказаны. Позвольте мне вас покинуть, я не намерен более оставаться.

Присутствующие, которые были взволнованы и немного разочарованы, учтиво отступили назад, когда он со своей свитой прошел к выходу. Норманны ушли, так ни разу и не обернувшись. Они вскочили на своих лошадей, которые были сильны как быки и могли галопом нести воинов в полном вооружении и в доспехах, и кавалькада без промедления покинула фламандский город.