58  

С гневным воплем она выпустила портьеру и подошла к окну. Хотела выйти на террасу, доступ к которой всегда был открыт. Но и там ей преградили путь две пики. Элеонора прижала руку к сильно бьющемуся сердцу и вернулась в комнату, пытаясь найти выход. Она вновь подошла к двери и обратилась к одному из стражников:

– Пойди, позови князя Раймона, – лихорадочно шепнула она ему. – Скажи, чтобы немедленно пришел сюда… я дам тебе золота.

Бронированная статуя молчала. Лишь шлем колыхнулся слева направо и справа налево в знак отказа. Как сраженная молнией, она вернулась в комнату и бросилась на кровать. Невозможно, чтобы наступила ночь, а Раймон так и не узнал, что произошло, и не поспешил к ней на помощь. Скоро он появится с обнаженным мечом и разгонит эту стражу…

Но время шло, а Раймон не приходил. На рассвете в комнату вошел Людовик.

– Достаточно, мадам, – только и сказал он. Элеонора покачала головой.

– Нет, я отказываюсь сопровождать вас. Он вздохнул и пожал плечами.

– Сожалею, но вы вынуждаете меня пойти на крайние меры.

Он подошел к двери и подал знак. Вошли два рослых лучника.

– Отнесите королеву в ее паланкин, – приказал он. Элеонора дернулась как укушенная змеей. Ее щеки густо покраснели.

– Нет, – проговорила она хриплым голосом, – я последую за вами, не применяйте ко мне силу.

Она отвела руку, которую ей предложил король, и стала спускаться по пустой лестнице. Казалось, в это утро во дворце не было ни одной живой души. Из-за любого угла, с надеждой думала она, мог появиться Раймон. Но они достигли двора, не встретив ни одного человека. Там ее ожидали свита верхом на конях и носилки, занавески которых Людовик собственноручно раздвинул в стороны.

– Садитесь, мадам.

В отчаянии Элеонора бросила последний взгляд на ворота, через которые ей предстояло проехать. Никого. Она и не подозревала, что Раймон после бурного объяснения с королем дал слово не мешать королю делать то, что он сочтет нужным. Он слишком нуждался в помощи Людовика в борьбе против своего врага, турка Зенги, и ради военной помощи поставил на карту свою любовь.

Поскольку Элеонора ничего не знала об этом, в пути она постоянно оглядывалась, надеясь увидеть Раймона с обнаженным мечом во главе многочисленного войска. Лишь несколько дней спустя, когда на горизонте появились стены Иерусалима, она похоронила все свои надежды и поняла, что он не придет ей на помощь.

По пути домой они сделали остановку в Риме, где их принял папа Евгений III. Молва, которую вызвали приключения Элеоноры, достигла и его ушей, и Великий Понтифик приложил все усилия, дабы склеить разбившийся, расколовшийся на три четверти брак.

Супруги, которые едва ли перемолвились несколькими словами с тех пор, как уехали из Антиохии, сидели в Латеране[13] напротив маленького, одетого в белое старичка и пытались понять слова примирения, которые он им нашептывал.

– Лишь тот, кто прощает, может надеяться на прощение, – сказал он Людовику.

Элеоноре он шепнул:

– Лишь тот, кто искренне раскаивается в своем прегрешении, получает искупление грехов.

Чтобы доставить ему радость, они подписали мирное соглашение, в котором один забывал нанесенное ему оскорбление, а другая обязывалась не повторять подобных ошибок. Вечером Людовик пришел в покои Элеоноры.

Примирившись, они вернулись во Францию, где все это время кораблем государства правил уверенной рукой Сюжэ, первый министр и аббат Сен-Дени. Но пропасть между ними была слишком глубока, и они знали это. Когда они опять поселились во дворце, им сделалось ясно, что, несмотря на рождение дочери, ничего уже не будет как прежде. Аликс была обязана жизнью той ночи в Риме.

Связь Элеоноры с ее дядей наделала слишком много шума, и Людовику не давали забыть о ней. Знать, духовенство и народ были в этом случае на редкость единодушны. Все были задеты, ибо на королевство легло пятно позора. И Людовику приходилось постоянно бороться с интригами.

Желая избежать невысказанных упреков, которые можно было увидеть на всех лицах, Элеонора решила провести некоторое время в своих владениях в Аквитании. Она вернулась в Омбриер.

Здесь она обрела покой, в котором так нуждалась, чтобы залечивать свою рану, которая никак не зарубцовывалась. В стенах замка, где оба они провели свое детство, образ Раймона ожил сильнее, чем прежде.

В это время умер аббат Сюжэ, человек, который всегда советовал обуздывать себя.


  58  
×
×