Ты, Марианна

Кают-компания, отделанная таким же темным деревом, как и вестибюль, была более уютной. Здесь ощущалось присутствие человека действия, моря, приключении и кипучей жизни. На письменном столе смешались в веселом беспорядке компасы, карты, бумаги, трубки и гусиные перья вокруг лампы-грелки и зеленой свечи с брусочками воска для печатей на витом подсвечнике. Стоящий на укрытом ковром яркой расцветки паркете громадный глобус отдыхал в бронзовом скрещивании экваториала и меридиана. На стенах помещенные в красивые рамки старинные гербы и штандарты, явно побывавшие под пушечным огнем, обрамляли большое знамя, тогда как почти везде, на всей мебели, за исключением набитого книгами шкафа, подзорные трубы составляли компанию пистолетам и навигационным инструментам.

Марианна едва успела сесть в указанное стариком жесткое кресло, как раздался топот, хлопанье дверей, и комната сразу словно наполнилась пахнущим йодом морским воздухом, ворвавшимся вместе с бегом влетевшим Сюркуфом. Это ощущение было так похоже на то, которое Марианна испытывала всякий раз, когда находилась рядом с Язоном. Между этими людьми моря существовали удивительные общие признаки, своеобразное сходство, напоминавшее братство. И теперь необходимо узнать, до чего доходит это братство…

— Вот так сюрприз! — загремел корсар. — Вы в Сен-Мало?

Я не верю своим глазам!

— Тем не менее вы видите перед собой не призрак! — рассмеялась Марианна, позволяя ему крепко поцеловать ее в обе щеки по крестьянскому обычаю. — Это действительно я1 Надеюсь, я вам не помешала?

— Помешали? Подумать только! Не каждый день выпадает честь поцеловать княгиню! И поскольку это дьявольски приятно, я повторю!

В то время как корсар подтверждал свои слова делом, Марианна почувствовала, что краснеет. Ведь она представлялась под своим девичьим именем…

— Но… как вы узнали, что я стала…

Сюркуф так громко расхохотался, что хрустальные подвески люстры зазвенели.

— Княгиней? Ах, мое дорогое дитя, вы, очевидно, представляете нас, бедных бретонцев, настолько погрязшими в провинциальной косности, что парижские новости доходят до нас годика через три-четыре? Нет уж, дудки! Мы в курсе всех столичных и придворных событий! Особенно когда имеешь такого близкого друга, как барон Корвисар. Он лечил вас не так давно, и от него я узнал о ваших новостях, вот и весь секрет. Теперь садитесь, пожалуйста, и расскажите, каким добрым ветром вас принесло! Но сначала глоток портвейна, чтобы достойно отметить ваше прибытие.

Пока Марианна, умостившись в кресле, готовилась к предстоящему разговору, Сюркуф достал из резного деревянного погребца красный графин богемского хрусталя и высокие красивые бокалы, которые он на три четверти наполнил золотисто-коричневой жидкостью. Уже приободренная самим присутствием необыкновенно деятельной натуры моряка, Марианна с удовольствием следила за его уверенными движениями.

Сюркуф всегда оставался самим собой. Его окаймленное бакенбардами широкое лицо всегда сохраняло оттенок меди, и он никогда не прятал взгляда ясных синих глаз. Пожалуй, он немного прибавил в весе, и неизменный синий сюртук с трудом держался на его могучем торсе все теми же золотыми пуговицами, оказавшимися, к удивлению Марианны, сверлеными золотистыми испанскими дублонами.

Соблюдая ритуал, чокнулись за здоровье императора, затем молча выпили портвейн и закусили имбирными бисквитами, такими воздушными, что путешественнице они показались самыми вкусными в мире. После чего Сюркуф придвинул стул, сел на него верхом и посмотрел на гостью с ободряющей улыбкой.

— Я спросил, каким добрым ветром вас принесло, но, увидев выражение вашего лица, я сразу подумал, что это был шквал! Так?

— Скажите: ураган — и вы будете недалеки от истины! До такой степени, что я упрекаю себя за то, что приехала сюда. Теперь я боюсь вызвать у вас затруднения и заставить вас плохо думать обо мне!

— О, это невозможно! Какой бы ни была причина, которая привела вас, я тут же говорю, что вы сделали правильно!.. Возможно, вы слишком деликатны, чтобы сказать в лицо, что вы нуждаетесь во мне, но я не найду ничего зазорного в напоминании, что я обязан вам жизнью!.. Так что говорите, Марианна! Вы прекрасно знаете, что можете просить меня обо всем!

— Даже, л помочь мне организовать бегство заключенного с Брестской каторги?

Несмотря на свойственное ему самообладание, он сделал резкое движение назад, выдавшее его волнение, и молодая женщина ощутила, как забилось ее сердце. Он повторил, растягивая слова: