Недостойные знатные дамы

Неожиданно карета свернула на узкую дорогу, спускавшуюся по крутому склону в долину. Дорога вела к запущенному, отвратительного вида серому дому, подле которого высилось почерневшее здание небольшого завода. Стены дома растрескались, черепичная крыша кое-где провалилась, а в окнах, темных от грязи, не хватало стекол. Отсутствующие стекла были весьма неудачно заменены промасленной бумагой. Что же касается сада, то он являл собой пустошь, заросшую густой, сочной сорной травой. Лишь несколько чахлых деревьев свидетельствовали о том, что когда-то там действительно был сад…

Долина, окруженная гигантскими черными елями, выглядела зловещей, дом был мрачен, от него даже издали тянуло сыростью, всюду царило небрежение, чтобы не сказать нищета. Мари повернулась к супругу:

– Куда вы меня привезли? Что это за место?

Шарль пожал плечами и отвел глаза – ему явно было не по себе.

– А вы как думаете, что это? Это наш дом, замок Гландье.

– Замок?!

Едва первое изумление прошло, Мари охватила неописуемая ярость. Ее обманул, одурачил, обвел вокруг пальца продувной деревенщина, крестьянин, сыгравший с ней с чьей-то неведомой помощью отвратительную шутку. Неужели ее дядя и тетя настолько обрадовались предоставившейся возможности сбыть ее с рук, что не позаботились даже собрать подробные сведения о женихе? Как бы то ни было, не следовало ей во всем идти у них на поводу…

Но Мари была слишком горда, чтобы выказать свое разочарование, которым, возможно, собирался насладиться этот толстяк.

– Интересно, когда была сделана акварель, присланная вами моей тетушке? – ледяным тоном спросила она. – В период религиозных войн? А может быть, во времена Столетней войны? Разумеется, если только вы не прислали нам рисунок какого-то другого дома.

– Я показал вам Гландье, именно Гландье! – визгливо крикнул Шарль, покраснев до самых ушей.

– Значит, мы с вами говорим о разных домах. Очевидно, где-то здесь есть еще один замок Гландье, более похожий на жилище, чем это сооружение.

– А что вам в нем не нравится? Это прекрасный дом, прочный, просторный… Таких уже больше не строят!

– К счастью, действительно не строят!

Дискуссия грозила затянуться, но карета наконец остановилась перед позеленевшим крыльцом «замка». На пороге стояли три женщины: старая крестьянка, уродливая и грязная; крупная блондинка, больше походившая на корнеплод, чем на существо, привыкшее к свежему воздуху, и длинная девица, такая тощая, что, казалось, вся она состояла исключительно из острых углов и колючек.

Не обратив внимания на поданную супругом руку, Мари вышла из кареты. Словно во сне она слышала, как ее представили старой крестьянке, которая оказалась ее свекровью, а затем крупной блондинке, которую Шарль назвал своей сестрой Аменой Бюфьер. Что же касается колючей девицы, то она оказалась кузиной Шарля, и ее звали Эмма Понтье.

Процедура знакомства не затянулась. Но Мари было уже все равно: щемящее чувство обиды и страшного разочарования достигло высшей точки. Она не смела взглянуть на Клементину, которая бурчала себе под нос: «Ну и ладно, ну и ладно!..» – что весьма красноречиво свидетельствовало о ходе ее мыслей.

Между тем Мари с изумлением заметила, что не одна она не в восторге от встречи: в лагере противника ее прибытие также не вызвало энтузиазма. Три женщины внимательнейшим образом изучали ее элегантный парижский наряд, и их двусмысленные улыбки лучше всяких слов говорили об испытываемых ими чувствах. У Мари не осталось никаких иллюзий: вся троица была настроена к ней явно враждебно, а это определенно не сулило ей безоблачную семейную жизнь…

2. А был ли мышьяк?

Несмотря на решение во что бы то ни стало сохранять спокойствие, новоиспеченная мадам Лафарж чуть не взвыла в голос, очутившись в отведенной ей комнате – огромном помещении с голыми стенами, единственным украшением которых являлись пятна плесени от сырости. Мебель была крайне убогой: грубо сколоченная крестьянская кровать, колченогий стол и два стула. Разумеется, никакого ковра, чтобы защитить ноги от холода, который исходил от пола, криво выложенного красной плиткой. В окнах часть стекол отсутствовала, и вместо них была натянута промасленная бумага.

– Это самая красивая комната в доме, – услышала Мари у себя за спиной самодовольный голос свекрови.

Старая мадам Лафарж, очевидно, ожидала благодарности и восхищенных возгласов, но Мари лишь спустя некоторое время убедилась в правдивости ее слов. Между тем это действительно была самая красивая комната. Старуха, к примеру, делила свою спальню с индюками, которых она выращивала, и с козьим сыром, вызревавшим в плетеных лотках.