Роза Йорков

– Ты можешь мне описать этот дом и объяснить, как до него добраться?

– Он стоит среди самых шикарных особняков на набережной, выходит на Парадный бульвар... Только, ваше сиятельство, будет проще, если я вас сам туда провожу.

– Ты и так достаточно потрудился и устал. Я один схожу, объясни поточнее, а сам останься отдохнуть.

– Благодарю вас, ваше сиятельство, но город я знаю плоховато, объяснить как следует не смогу, поэтому полагаюсь больше на свои ноги, они-то уж запомнили дорогу. Да тут идти недалеко. И напиток ваш меня подкрепил.

– Ну раз так, тогда пошли!

Выйти из гостиницы, никого не потревожив, им не составило труда: портье спал как убитый. Теобальд был прав, особняк находился всего в двух шагах от их гостиницы. Они быстро оказались на бульваре, не зря названном Парадным: здесь действительно выстроился целый ряд великолепных зданий викторианской эпохи. Но сразу становилось очевидно, что этот удивительный город был задуман не столько для прославления великой монархии, сколько как дань истинно английскому высокомерию: даже летом здесь царил торжественный покой, плод деятельности людей, убежденных, что только море может состязаться с ними в величии. Придворный изящный Брайтон был совсем иным – блистательным, оживленным...

В этот поздний час улица, казалось, застыла в своей гордой неподвижности. Только глухой гул прибоя, мягко звучавший в холодном влажном воздухе, нарушал чинную тишину.

Особняк, перед которым они остановились, ничем не выделялся среди других, однако на итальянца он произвел неприятное впечатление. Альдо, чей вкус воспитывался на безукоризненной красоте Венеции, не могло понравиться дикое нагромождение башенок, куполов, арок, пилястров, террас и колонн.

– Не дом, а свадебный пирог какой-то! – проворчал он. – Так мы пришли?

– Вроде бы пришли. Тут на углу, похоже, нет других особняков.

– Никак не свыкнусь с английским стилем! Где тут вход?

– Если вы собираетесь позвонить, то вот. – Теобальд указал на высокую дверь в тени арки. От нее между четырьмя огромными круглыми окнами спускалась вниз к самой набережной широкая лестница. – Черный ход с другой стороны.

Морозини молча прикинул в уме расстояние, отделявшее его от готического балкона на втором этаже: на балкон выходило две двери, из-под одной сочился слабый свет. В конце концов, викторианский стиль имеет свои преимущества: тому, кто решит взобраться по такой стене, есть по крайней мере за что уцепиться. Эта возможность все сильнее и сильнее прельщала Альдо.

Быстро оглядевшись по сторонам, он убедился в выполнимости своего плана: вокруг ни души! Темно, хоть глаз выколи, и лишь кое-где тускло светятся газовые рожки. Как славно, что теперь не лето, иначе все дома были бы ярко освещены! Мгновенно скинув мешавший движениям плащ, Морозини бросил его Теобальду.

– Подожди меня здесь! Постарайся только, чтобы тебя не обнаружила полиция. Спрячься где-нибудь. Правда, если через час я не вернусь, тебе все-таки придется прибегнуть к ее помощи.

Теобальд выслушал приказание без тени удивления. Он настолько привык к странностям своего хозяина, что никакой поступок его друзей уже не мог бы привести верного слугу в замешательство. К тому же, во всем походя на своего брата Ромуальда, он любил опасности и приключения.

– Могу ли я последовать за вашим сиятельством? – тихо спросил он.

– Нет, благодарю. В таких делах нужно, чтоб кто-то оставался караулить. Лучше пожелай мне удачи.

– Удача, без сомнения, всегда сопутствует вашему сиятельству!

Альдо взобрался на высокий выступ каменного фундамента, надеясь дотянуться до карниза, ухватившись за который, можно было бы проникнуть в полуоткрытую балконную дверь. Все это он проделал без особого труда, благодаря природной силе и неустанным тренировкам. В первый раз в жизни приходилось входить в чужой дом через окно, но это его ничуть не смущало. Скорее он ощутил радостную приподнятость и вспомнил об Адальбере, теперь уже вполне понимая, какое ни с чем не сравнимое удовольствие должны были ему доставлять те минуты, когда он вдруг бросал археологию и пускался в очередную авантюру, не совсем законную, зато имеющую целью служить на благо Франции. Сам Морозини старался сейчас на благо любимой женщины, что почти одно и то же...

Бесшумно отворив дверь, он осторожно выпутался из складок шелковистой шторы, поспешно расправил их и очутился в кромешной тьме. На секунду включил карманный фонарик и огляделся. В комнате, тесно заставленной мебелью, никого не было. Изобилующий безделушками дамский туалетный столик и груды наваленной повсюду одежды указывали на то, что это спальня; смешанный запах духов и дорогих сигар давал понять, что пользуются ею здесь двое. Если они еще не ложились в столь поздний час, значит, беседуют где-то поблизости. Тем более что соседнее окно освещено.