69  

Незадолго до рассвета он осторожно завернул ее в старое ярко-красное покрывало, сшитое и крашеное вручную, которым был накрыт диван, отнес в спальню и уложил в кровать, продолжая ласкать ее тело. Прохлада простыней наполовину разбудила молодую женщину. Не открывая глаз, она подставила ему свои губы для последнего поцелуя и снова погрузилась в сон, который, судя по улыбке, коснувшейся ее губ, был счастливым. Через час, вдоволь наполоскавшись в холодной воде и наполнив желудок многочисленными чашками кофе, Антуан ехал прохладным ранним утром по направлению к Дюранс с чудесным чувством, что ему снова двадцать лет. Он чувствовал себя настолько хорошо, что всю дорогу избегал вопросов, которые пыталось поднять его щепетильное, любящее покой второе «я». В самом деле, он был слишком счастлив, чтобы пытаться понять причины этого.

Приехав к месту назначения и решив отогнать все заботы, чтобы жить сегодняшним днем, Антуан, налюбовавшись прекрасным пейзажем, принял ванну, проглотил жареного лангуста, запивая его веселящим кровь вином Шабли, после чего бросился на кровать и заснул, даже не сняв халат. Он спал без сновидений, как изнуренный зверь.

Отделенная от гостиницы парком и большим лесным массивом, на котором она и была построена, вилла «Сирнос», казалось, плыла по зеленым волнам густой средиземноморской растительности. Она покоилась на ней, как легкая корона, со своей большой террасой, белым двухэтажным зданием и павильоном. За виллой была видна красная масса Монакской скалы, напротив же простиралось только бескрайнее море и вдали в ясную погоду проглядывалась Корсика, от которой произошло название виллы.

Эта вилла была построена всего несколько десятков лет назад. Ее построили на огромном участке, принадлежавшем княгине д'Аост, урожденной принцессе Летиции Бонапарт, по плану очень важной дамы, которая решила проводить там зиму: императрицы Евгении, вдовы Наполеона III. Дочь солнечной Испании, она надеялась в этом мягком климате найти немного успокоения своим неизлечимым ранам: смерти мужа и особенно сына, молодого имперского принца, убитого в Зузуланде в бою с английскими войсками.

Она потребовала, чтобы ее сады, пересеченные огромными аллеями, лишь слегка исправили природу и позволили средиземноморским соснам, лаврам, мирту и всей дикой растительности оставаться на прежнем месте.

– Я не люблю все эти пальмы, которыми так гордятся садовники, – охотно говорила она.

Незатейливую калитку этого сада и открыл Антуан назавтра утром, как завсегдатай этого дома, уверенный в хорошем приеме. И в самом деле, старый мажордом, вышедший ему навстречу, приветствовал его с улыбкой:

– Господин Лоран!.. Ее Величество будет очень рада вас видеть.

– Я очень надеюсь, что не побеспокою ее. Я, конечно, должен был предупредить ее, но у меня было мало времени.

– Не извиняйтесь! Я предупрежу господина Пиерти, ее секретаря. Ее Величество как раз диктует почту, – сказал он, открывая перед посетителем дверь малой гостиной, где вы сразу попадали в обстановку, которая во времена расцвета империи украшала Тюильри, Сен-Клу или Компьен: шторы из красного бархата, кресла с мягкой обивкой, обтянутые репсом, кисточки и помпоны дорогих бассонных изделий, стулья и малая мебель из черного дерева, инкрустированная листьями и цветами из перламутра и слоновой кости, и на мольберте портрет пропавшего ребенка, который Антуан хорошо знал, так как сам написал его с фотографии. Но вместо обещанного секретаря вдруг появилась пожилая дама; многие молодые люди позавидовали бы ее жизненной энергии, хотя ей было семьдесят восемь лет.

Одетая во все черное – длинную юбку, напоминавшую кринолины былых времен, но стянутую в талии на корсаже со свободными рукавами кожаным поясом, – та, что была одной из самых красивых государынь Фракции, протянула своему посетителю длинную и узкую руку еще идеальной формы, к которой он почтительно склонился.

– Дорогой Антуан! – воскликнула она голосом, в котором можно было еще услышать остатки испанского акцента. – Очень рада вас видеть! И так внезапно!

– Я прошу прощения, Ваше Величество, но я воспользовался представившейся мне возможностью, чтобы засвидетельствовать Вам свое почтение… и немного помочь Вашим протеже.

– О!.. Знаете ли вы, что вы ангел господний, Антуан Лоран, и я даже не знаю…

– То, что я прекрасно знаю, – это то, что императрица беспредельно добра и щедра, что она не перестает открывать свой кошелек, чтобы помочь тем из своих бывших слуг, кто живет в стеснении или даже в нищете. И сколько смогу, я с радостью буду вносить мою небольшую долю в усилия Вашего Величества.

  69  
×
×