Маньчжурская принцесса

– Кто сказал вам, что он был один?

Слова, сорвавшиеся с губ Пьера, упали в пустоту. Мысли Орхидеи были уже далеко. Она смотрела на идущую по аллее женщину в глубоком трауре, которая несла в руке белый пакет со сладостями, перевязанный тонкой золоченой ленточкой. Женщина шла уверенной походкой, не обращая внимания ни на кого и ни на что, направляясь к скамейке, на которой три пожилые дамы вязали под оживленную болтовню. Орхидея узнала ее сразу: бинокль Робера Лартига был достаточно сильным, чтобы с его помощью как следует разглядеть ее лицо – лицо Аделаиды Бланшар с властным профилем и темными глазами.

– Вы знакомы с этой дамой? – спросил Пьер, от которого не ускользнул внезапный интерес Орхидеи к посетительнице.

– Мне кажется, я ее уже видела. А вы не знаете, кто она?

– Нет. С тех пор как я здесь, я видел ее два-три раза. Признаюсь, у мена не возникло потребности узнать у сиделки, кто она. Но если вы желаете...

– Нет-нет... Спасибо, в этом нет необходимости. Очевидно, мы ехали в одном поезде.

Продолжая говорить, она поднялась и протянула Пьеру руку, которую тот рискнул задержать в своей.– Вы еще придете? – спросил он тихо.

– Конечно! Хотите завтра?

– Время покажется мне нескончаемо длинным, однако я не хочу, чтобы вы себя принуждали...

– Ну что за глупость! Крайне неподходящее слово, когда речь идет о приятно проведенном времени в обществе друга.

Он провожал ее глазами до тех пор, пока она не исчезла под колоннадой перистиля, с трудом веря своему счастью и пытаясь уловить в воздухе аромат ее духов. Чтобы наслаждаться им подольше, он взялся было за костыли, намереваясь пройти по ее следам, но тотчас оставил их. Ну что, право, за глупость так горячиться! Разве дама его сердца не определила только что рамки, ограничивающие их общение? Друг, и ничего больше. Конечно, это и так много, особенно для человека, который часом раньше вовсе ни на что не надеялся. Но когда она села рядом, сердце закричало от радости, и ему стоило неимоверных усилий сдержать рвущиеся из груди слова. О, если бы он мог рассказать ей о любви, которую столько времени хранил, как сокровище. Сокровище, впрочем, бесполезное, но Пьер вовсе не собирался попусту его растрачивать. Несмотря на внимание, которым она его одарила, Орхидея оставалась великосветской дамой, а он – простым служащим международной компании железных дорог, пусть даже его скромное положение позволяло оказывать его стране определенного сорта услуги. Между ними ничего и никогда не будет возможным. Вскоре драгоценная Орхидея вновь займет свое место в императорском дворце и постарается забыть те несколько лет, которые любовь толкнула ее провести гораздо дальше от родного дома, чем она того желала.

– Неплохо бы попытаться ее забыть, сын мой, – сказал он себе. – А пока бери то, что она хочет тебе дать: несколько часов рядом с ней. После ты превратишь их в букет засушенных цветов и будешь искать в них аромат ее духов, но – главное! – молчи. Она не должна знать, что ты ее обожаешь. Ты можешь пробудить в ней жалость, а это было бы хуже всего.

В этот момент он обнаружил, что забыл спросить ее адрес.

А в это время, сидя в глубине кареты, которая везла ее в Симиез, Орхидея пыталась разобраться, почему она почувствовала себя счастливой, открыв, что Пьер любит ее. А сомневаться в его чувстве не приходилось. Впрочем, ей стало стыдно, и она упрекнула себя за вспышку радости, как будто это было преступлением. Как вдова, скорбящая об убитом меньше месяца назад муже, может интересоваться чувствами другого мужчины? Это не достойно ее, той, каковой она себя считала, пусть даже этот другой вполне достойный человек, хотя и ниже ее по социальному происхождению. Если в тебе течет кровь великих маньчжурских императоров, ты в долгу перед ними и перед собой, и чувства твои должны быть достойны твоего ранга: вечная скорбь, жажда мести, постоянное стремление к очищению, которое ведет к высшей мудрости. Найдет ли она все это, когда бронзовые двери дворца закроются за ней? Должна, если она не хочет потерять свое собственное лицо. Однажды она уже поступилась своим долгом и бросила родину ради любви к белому, совершив тем самым серьезную ошибку, и ни к чему усугублять ее, относясь с состраданием к чувствам другого.

Глупо было обещать вернуться, к тому же так быстро, разум командовал забыть дорогу к больнице Сен-Рош...