Великолепная маркиза

– Нечего плакать, гражданка! Мерзавец получил по заслугам! Такие только позорят революцию!

Лаура тряхнула головой и вытерла слезы.

– Я плачу не о нем! Вы хорошие, справедливые люди!

В Пон-де-Сом-Веле Клод Беро согласился разделить скромную трапезу с Лаурой и Питу, после чего сразу же отправился обратно в Анс, намереваясь добраться туда до наступления темноты.

– Всего хорошего вам обоим! – крикнул он на прощание. – Возможно, еще увидимся!

– Почему бы и нет? – ответил ему Питу. – Ведь мы теперь друзья!

Лаура просто обняла кузнеца, не говоря ни слова. Клоду это доставило огромное удовольствие, и легким шагом он направился к дороге, которая приведет его к опустевшему дому. Лаура с грустью смотрела ему вслед.

Питу и Лаура переночевали на почтовой станции. Утром начальник станции предоставил им карету и пару лошадей, чтобы добраться до Шалона, где уже работала почтовая станция.

В Шалоне веселились. Накануне вечером грохот орудийных залпов и перезвон колоколов оповестили горожан о провозглашении республики, и теперь они праздновали это событие с таким энтузиазмом, что у Питу сжалось сердце. Импровизированную статую Свободы, водруженную на телегу, окружили девушки в белой одежде, подпоясанные трехцветными поясами. Их головы украшали венки из дубовых веток и роз. Процессия дошла до огромного военного лагеря. Слышались речи, потом зазвучали патриотические песни.

– Боже мой, – прошептал журналист. – Если такое происходит всюду, то наша задача куда сложнее, чем представляет себе барон.

– А как вы думаете, друг мой, эта задача сложная или невыполнимая?

– Де Бац не любит слово «невыполнимый», оно ему никогда не придется по вкусу. Да и мне тоже...

– Тогда, – взволнованно заметила молодая женщина, – почему вы хотите, чтобы смирилась я? Я тоже хочу действовать. Ваш барон обязан меня принять и принести свои извинения, если это слово ему знакомо, – закончила Лаура с достоинством.

Глава 9

Паук из Мендризио

В то время как Лаура и Питу пытались добраться до Парижа, в сотне лье от французской столицы в маленьком швейцарском городке в кантоне Тичино на лоджии, украшенной кадками с олеандрами, сидел мужчина и что-то писал. Утро было солнечное, яркое, наполненное пением птиц и ароматами цветов. Но неожиданно мощное драматическое сопрано заглушило звучные трели. На первые строки арии Дидоны эхом откликнулись близкие горы.

• Ах, как меня вы вдохновили,
• Когда предстали предо мной...

Мужчина в раздражении отбросил перо и крикнул:

– Ради всего святого, Антуанетта, не могли бы вы исполнить что-нибудь другое?

Голос смолк. Послышались быстрые шаги, и спустя несколько секунд в дверях появилась импозантная женщина лет тридцати пяти, со светлыми волосами, пухлая, маленького роста, но с горделивой осанкой и высоко поднятой головой. Всем своим видом она напоминала оскорбленную королеву, когда запела на другой мотив:

• Это ты, жестокий, жаждешь моей смерти.
• Взгляни же на меня! Смотри на дело рук твоих!

Граф д'Антрэг снова отложил перо и удрученно посмотрел на свою супругу. Внешне женщина напоминала крупную розовую гортензию, увешанную позвякивающими украшениями.

– Дорогая моя, сколько оперных арий вы исполнили за то время, пока успешно выступали на театральных подмостках?

– Если бы я знала! Тридцать... Пятьдесят... Какое это может иметь значение?

– Для меня – огромное, потому что я никак не могу понять, что заставляет вас всякий раз выбирать арию Дидоны.

– Воспоминания, друг мой, воспоминания! Вам и вправду этого не понять. Вас не было в Фонтенбло в тот вечер 6 октября 1783 года, когда я впервые пела эту арию перед их величествами. Какой вечер! Какой триумф! А затем премьера в Опере! Дидона изменила мою жизнь, мой дорогой Александр.

– К несчастью, она изменила и жизнь королевы, которую я всем сердцем ненавижу! Австриячка ее наверняка распевала для своего ненаглядного Ферзена!

И граф принялся напевать, подражая голосу королевы и усиливая ее немецкий акцент.

А та, что еще три года назад была знаменитой певицей Сен-Юберти, с жалостью посмотрела на своего мужа:

– Вам должно быть стыдно, граф! Королева сейчас в тюрьме, а она так любила музыку и театр!

– Было бы куда лучше, если бы королева только этим и интересовалась и никогда не вмешивалась в политику! Итак, Антуанетта, пойте все, что вашей душе угодно, но избавьте меня от этой арии. С меня достаточно уже и того, что у вас с ней одинаковые имена.