Во власти теней

– В их собственном доме? – возмутилась Фьора. – Это не только чудовищно, но и глупо. С убийцами расправятся на месте!

– Для этого решено выбрать какой-нибудь праздник или прием, который произойдет вне дома. На нем будут все Пацци, а Монтесекко приведет с собой наемников. Помочь в этом деле согласился даже архиепископ Пизы, Сальвиати. Ему якобы не понравилось, что Лоренцо воспротивился его назначению епископом во Флоренцию.

На этот раз Фьора ничего не ответила. Все, что она услышала, было таким страшным и нелепым. Все эти люди, конечно, враждовали между собой, но большинство были священники, и все они только и мечтали наброситься на ее родной город, как стая ворон, убить Джулиано, который когда-то очень нравился ей, и Лоренцо, который сделал для нее так много хорошего. Все эти люди к тому же хотели воспользоваться для этой цели священным законом гостеприимства, дорогим сердцу каждого итальянца.

– Вы не хотите ничего сказать? – спросила Катарина.

– Простите меня, мадам, но все это так отвратительно, и я понимаю, что внучка великого Франческо Сфорца отказывается участвовать в таких делах.

– Это воспоминания не столько о моем деде, как о той женщине, которая меня воспитала, – герцогине Бона, супруге моего отца и сестре королевы Франции, они заставили меня встать на сторону Медичи. А также мысли о моем отце, которого убили меньше года назад. К тому же я вам повторяю: я всегда любила Джулиано. Вы поможете мне?

– Я готова отправиться во Флоренцию немедленно. Я тоже когда-то была влюблена в Джулиано Медичи. Если я чем-то могу помочь, то не позволю им погибнуть!

– Лучше будет подождать два-три дня, чтобы как следует подготовиться. Визит Рафаэля во Флоренцию приурочен к Пасхе, а светлая неделя уже скоро наступит.

Дворец Риарио был расположен на берегу Тибра. Это было величественное здание, которое, как казалось, может выдержать настоящую осаду, настолько оно было мощным и хорошо защищенным. Ночная темнота помешала Фьоре рассмотреть подробнее его архитектуру, так как оно освещалось со стороны улицы единственным фонарем. Однако глубокий свод арки, в котором размещалась охрана, выходящий на прямоугольный двор, вызвал у нее неприятное ощущение в тот момент, когда карета въезжала с улицы, и оно усилилось при звуке закрывающихся за ними тяжелых ворот. Джироламо ничего не хотел оставлять на волю случая, и его дворец походил на настоящий несгораемый шкаф. Из него было непросто выйти без согласия хозяина.

Во дворе никого не было, и горели лишь четыре факела: два освещали въездную арку и два были зажжены у начала крутой каменной лестницы, которая вела наверх. Когда карета остановилась у ее подножия, кругом по-прежнему стояла абсолютная тишина, и было такое ощущение, что дворец необитаем.

– Набросьте на лицо вуаль, донна Фьора, – посоветовала Катарина. – А ты, Хатун, помоги мне выйти. Я не очень-то хорошо себя чувствую.

– Говорила же я, что это настоящее безумие, – ворчливо проговорила маленькая татарка, с помощью Фьоры поднимая с подушек свою хозяйку.

– Это больше чем безумие. Еще немного, и я подумал бы, что это настоящее предательство! – вмешался в разговор мужской голос, при звуке которого Катарина невольно вскрикнула:

– Это вы? Но что вы здесь делаете? Я считала, что вы в Сеньи!

Ничего ей не ответив, Джироламо Риарио повернулся к Фьоре и сорвал с ее лица вуаль. Его крупное, с тяжелыми чертами лицо, которое даже великолепие шитого золотом камзола не могло сделать более благородным, осветилось торжествующей улыбкой:

– Вот наконец-то и вы, моя красавица! Какая удача, что один человек из Санта-Кроче вас узнал и проследил за вами по другому берегу реки, когда вы спускались в лодке по Тибру. Уже утром мне стало известно, где вы живете…

– Почему же меня не арестовали, как это случилось со Стефано Инфессурой?

– Его арестовали вовсе не из-за этого, а для того, чтобы научить его быть более сдержанным в своих писаниях. Он будет…

Он не успел больше сказать ни слова. Катарина бросилась между ними, как фурия.

– И вы осмелились расставить ловушку? Вы – мне?

– Не напускайте на себя вид, будто вы королева! Не надо делать этого со мной, потому что я ваш муж, даже если я и не отвечаю вашему идеалу мужчины. Откуда вы взяли, что я расставил вам ловушку? Если бы это было так, то я бы велел арестовать эту женщину прямо у еврейки, а ее саму посадил бы в тюрьму.

– А в чем бы вы ее обвинили? Анна ухаживала за раненой, которую к ней привели, не более! К тому же вам должно быть известно, что святой отец против того, чтобы с евреями обращались грубо, тем паче с кем-нибудь из дома раввина Натана!