Кречет. Книга III

Обед закончился. Тереза поднялась и увела дочь, сославшись на дела. Тогда Пьер-Огюстен пригласил гостей в свой кабинет и велел старому Полю принести туда кофе.

Верный слуга, выполнив его приказание, тщательно закрыл двойную дверь и уселся возле нее на стуле, охраняя тайны своего хозяина.

В кабинете царила тишина; Превий, сидя на хрупком стульчике, обитом серым велюром, с полной чашкой душистого кофе в руке, внимательно разглядывал Жиля, который, забившись в уголок дивана, спокойно пил кофе, ожидая, когда Бомарше или Превий прервут молчание. Первым заговорил Превий.

— Теперь, когда мы одни, — сказал он, — не покажете ли мне свое настоящее лицо, господин секретарь?

— Пора, — добавил Бомарше, — время подумать о серьезных вещах, мой друг.

Ничего не говоря. Жиль поставил свою чашку на угол стола, снял парик, очки и вытянулся во весь рост.

— Вот, — сказал он, широко раскрывая глаза и пристально глядя на артиста. — Что вы думаете из меня сделать, господин Превий?

Тот ответил не сразу, с удивлением разглядывая высокую и мощную фигуру бывшего гвардейца.

— Это будет не так легко. Вы чудесно играли роль чудаковатого и молчаливого секретаря, я никогда бы не подумал, что вы такой огромный!

— Признаюсь, — улыбнулся Жиль, — я рад распрямиться и хотел бы, чтобы вы подобрали мне шкуру подходящего размера.

— Понимаю, понимаю! Посмотрим, что мы можем предложить… Голландец, датчанин, немец? Вы говорите на каких-нибудь иностранных языках?

— На английском, но скорее с американским акцентом, я выучил язык во время войны за независимость.

— Чудесно, вот и решение! Америка в большой моде, мы сделаем из вас американца.

— Замечательно! — засмеялся Бомарше. — У меня много разных американских документов осталось от Родриго Хорталеса!

— Что ж, я согласен стать американцем. Мне нравится…

— Все не так просто, — охладил его пыл Превий, — изменив имя, мы должны изменить и ваше лицо… и не только лицо. Здесь это не удастся.

— Куда я должен идти?

— Ко мне… Вы переедете ко мне вместе со своим слугой, потому что ему тоже придется изменить свой вид, если он хочет остаться с вами. Испанец из него не получился, да и языка он не знает.

Жиль посмотрел на Бомарше.

— Это надолго?

— Три или четыре дня, не больше. Конечно, мою жену нельзя сравнить с Терезой, но вам будет у нас хорошо.

— Три-четыре дня, — повторил Бомарше, — смотри, больше он не выдержит! Когда вы отбываете?

— Немедленно.

И вот подали карету, и благородный испанец вместе с секретарем отправились наносить визит госпоже Превий, известной артистке. Жиль выглядывал из окошка экипажа и с радостью видел старые вязы, росшие вдоль дороги, дома, людей.

Ощущение свободы пьянило его, мир больше не ограничивался серыми крышами улицы Вьей-дю-Тампль, а игрушечный сад Бомарше больше подходил малышке Эжени, чем нашему искателю приключений.

На следующий день Жиль, стоя перед зеркалом, рассматривал свое новое лицо: из зеркала на него глядел человек несколько старше его и более похожий на пирата, чем на элегантного лейтенанта личной гвардии наихристианнейшего короля. Его светлые волосы стали почти черными, с легкой проседью на висках, шрам оттягивал к уху угол рта, светлые глаза прятались под густыми темными бровями. Короткая бородка клинышком завершала картину.

— Вам придется, — говорил Превий, не без гордости разглядывая свое произведение, — отрастить собственную бороду. Скорей всего она темнее, чем волосы на голове, но если я ошибаюсь, то вы всегда можете подкрасить ее: я буду регулярно снабжать вас красителем. Куда вы направляетесь?

Жиль не ответил, он продолжал себя разглядывать.

— Довольно несимпатичный, — наконец проговорил он, морщась, — я страшен как смертный грех.

— Я бы так не сказал. У вас скорее дикий вид, чем ужасный, он может даже нравиться. Но самое главное достигнуто: вы не похожи на себя прежнего, а это то, что нам нужно.

— Хорошо, кто же я такой?

— Моряк. Вам это больше всего подходит, Бомарше тоже так думает. Вы когда-нибудь плавали?

— Я бретонец, — сказал шевалье с гордостью, — я с детства на море.

— Прекрасно. Теперь вам надо изменить походку, держаться не так прямо, служба в гвардии придала излишнюю жесткость вашей выправке. Нет, сутулиться не надо, достаточно лишь втянуть голову в плечи и слегка ими покачивать при ходьбе. Попробуйте…

Весь вечер и часть следующего дня Жиль репетировал под руководством актера. Превий был несравненным учителем, очень терпеливым и деликатным. Понемногу он смягчил военную выправку и придворные манеры, стараясь вернуть своему ученику непринужденную свободу времен юношества.