30  

— Вас отвезут сегодня вечером к еврейке, — сказал она, — и завтра в это время не останется ничего от того, что вызывает у вас такое отвращение. Что касается меня, сударыня, то я могу только проститься с вами. ;

Он сухо поклонился.

— Проститься? Когда мы только начали знакомиться?

— Мы расстанемся здесь. Будет лучше, если вы забудете, что видели меня с открытым лицом, и я надеюсь, что вы сохраните мою тайну. Когда вы все хорошо обдумаете, сообщите мне ваше решение через княгиню Морузи.

— Но я еще не приняла решения! Все это так внезапно, так скоропалительно…

— Вы не можете носить мое имя и открыто жить с другим мужчиной. Новые законы, учрежденные Наполеоном, разрешают вам развод, невозможный в другое время. Воспользуйтесь этим. Мои служащие сделают все необходимое, чтобы вам не о чем было жалеть. Затем для вас станет возможным осуществить свои планы, так драматически нарушенные в Венеции, и последовать за Бофором в Америку, как было решено сначала. Я возьму на себя труд сообщить об этом императору и вашему крестному, когда я его снова увижу.

Задетая презрительным тоном князя, Марианна пожала плечами.

— Последовать за Язоном? — с горечью сказала она. — Вам легко разрешить мне это, зная, что это невозможно! Нам неизвестно, ни где он находится, ни даже жив ли он.

От этих нескольких слов невозмутимость князя разлетелась вдребезги. Он внезапно отдал себя во власть гнева.

— Это все, что вас интересует в этом мире, не так ли? — загремел он. — Этот работорговец вел себя с вами как хам, он обращался с вами как с последней девкой… Неужели вы забыли, что он хотел отдать вас самому презренному из мужчин на его корабле? Беглому рабу, подобранному на набережной Чьоджи, которого его друг Лейтон собирался продать на первом попавшемся рынке? И тем не менее вы еще готовы лизать его сапоги, ползти за ним, как сука во время течки за псом!

Ну да ладно, успокойтесь, вы встретите его, вы сможете продолжать губить себя, чтобы понравиться ему…

— Откуда вам это известно?

— Он жив, говорю вам! Рыбаки с Монемвазии, подобравшие его, раненого и без сознания, когда его дорогой Лейтон, который больше ничего не мог вытянуть из него, выбросил его, как выбрасывают дырявый мешок, позаботились о нем и ухаживают за ним сейчас.

Они получили золото и точные инструкции: когда американец поправится, он ознакомится с письмом, из которого узнает, что вы в Константинополе… и что его корабль также находится там! Потому что после всего, — добавил он с презрительным смехом, — нельзя быть уверенным, что только одного вашего присутствия будет достаточно, чтобы привлечь его сюда! Вам остается потерпеть, и вы вновь получите вашего любимого героя.

Прощайте, сударыня!

Он резко поклонился, и, прежде чем ошеломленная этой выходкой Марианна смогла сделать протестующий жест, князь Сант'Анна скрылся за дверью.

Посреди большого зала, в котором сгущалась темнота, потрясенная Марианна осталась неподвижной, прислушиваясь к удаляющимся по плиткам вестибюля шагам.

Ее охватило странное ощущение одиночества и заброшенности. Это скоропалительное свидание, эта первая встреча, не сулившая продолжения, вызвала у нее упадок сил, недомогание и неприятное чувство падения с некоего пьедестала…

После знакомства с настоящим обликом ее необычного супруга все поступки обрели совершенно иную окраску, исключавшую равнодушие и полную свободу духа, которые она испытывала до сих пор ко всему, что касалось его. Отныне все выглядело иначе, и если гнев князя вызвало разочарование, причиной этого разочарования был не только отвергнутый ребенок, но и отвергнувшая его мать.

И Марианна испытывала теперь такой стыд и угрызения совести, что известие о том, что Язон жив, не произвело на нее большого впечатления.

Псевдо-Калеб, позаботившись о жизни человека, обращавшегося с ним так жестоко, обеспечивший ему помощь и уход и давший средства, чтобы вернуться к тому, что было для него дорогим в этом низменном мире, преподал им обоим, как Язону, так и Марианне, урок благородства и несравнимого величия.

Удрученная той незавидной ролью, которую она играла, полагая, что это ее право, Марианна хотела бежать за князем, догнать его, но входная дверь захлопнулась до того, как она смогла преодолеть охвативший ее своеобразный паралич. Всякая погоня будет бесполезной и смешной. Так что она предпочла выйти в сад, чей покой и свежесть притягивали ее. Накинув на плечи шарф, она переступила каменный порог и сделала несколько шагов по вымощенной голубой мозаикой дорожке мимо кустов роз и густой массы сверкающих георгин, которые поблескивали, как крошечные огни фейерверка.

  30  
×
×