Узник в маске

Все эти требования, которые заставили бы отступить любого, в чьих венах не текла кровь Годфруа де Буйона, служили для всех, кто хорошо относился к Бофору, в первую очередь для возмущенного Дюкена, доказательством, что Бофора не ждут назад с Канди: иначе почему король решил, что герцогу больше не понадобятся средства для жизни?

Отдавал ли тот себе отчет, что попал в ловушку? Бофор нетерпеливо отвергал все советы: ведь он собирается воевать за христианскую веру, как поступал бы, если бы стал мальтийским рыцарем! Все прочие мелкие обстоятельства совершенно его не касаются. Он согласился даже, чтобы итальянцы, возглавляемые папским племянником, не именовали его «ваше высочество», раз на это обращение не имеет права их принц.

– Мне нет до всего этого никакого дела! Я стремлюсь лишь к тому, чтобы доказать свою доблесть.

Впрочем, 2 июня, накануне отплытия из Марселя, он написал королю пространное письмо, заканчивавшееся тирадой: «Полагаю, все мы удовлетворены, всех на земле и на море связывают дружба и согласие. Все делается единодушно. Не хочу даже предполагать, что может быть иначе... По моему разумению, это должно принести удовлетворение вашему величеству, который сделал бы мне честь, если бы соблаговолил подтвердить свое отношение ко мне как к своему верному подданному. Обращаться к вам с этой просьбой меня принуждают как все эти обстоятельства, так и многие прочие, каковые мне не позволяют упомянуть почтительность и верность долгу. Посему остаюсь верным и преданным слугой вашего величества. Герцог де Бофор».

Людовик XIV, испытав, должно быть, приступ угрызений совести, распорядился выделить Бофору денег, которые тот раздал беднякам Марселя.

Утром 4 июня 1669 года флот покинул марсельский порт Ласидон. Флагман «Монарх» сиял на солнце позолотой, которой был покрыт от ватерлинии до верхушек мачт. Над его пушками в количестве восьмидесяти штук раздувались на ветру новые паруса и трепетали четыре штандарта адмирала с гербом Вандомов, ликами святых Петра и Павла, сине-золотым факелом и французскими лилиями. Казалось, море и солнце принадлежат одному этому величественному кораблю, затмевавшему следовавшую за ним эскадру из тринадцати судов. Бофор, гордо стоявший на мостике рядом с шевалье де Лафайетом, своим первым помощником и другом,^[16] даже не оглянулся при прощальном залпе пушек форта Сен-Жан и не взглянул напоследок на берег Франции. Его не интересовал рев толпы, собравшейся проводить эскадру. Взгляд его был прикован к синим водам Средиземного моря, манившим его, как сладкие женские объятия. Вдали, на древнегреческом острове, его ждала слава...

По прошествии полутора месяцев потрясенная Франция узнала о провале экспедиции и гибели герцога де Бофора, чье тело так и не было найдено. Та же судьба постигла его молодого адъютанта Филиппа де Фонсома.

Часть III

Бархатная маска. 1670 год

Глава 11

Истинный друг

Сильви прощалась с имением Фонсом. Опираясь на руку Персеваля, она совершала последнюю прогулку по саду, прежде чем пройтись по комнатам замка и проститься со слугами. Апрель выдался необыкновенно теплым и солнечным, природа торжествовала: благоухала сирень, яблони и вишни покрылись белым цветом, каждая свежая травинка, казалось, излучала радость от того, что вылезла из земли и снова потянулась к свету. По пруду бежала легкая рябь от игривого ветерка, вода искрилась, словно кто-то на дне запускал фейерверки... Увы, вся эта прелесть не могла рассеять горе двоих людей в трауре, не замечавших почти ничего вокруг. Персеваль видел, как по лицу его спутницы сбегают слезы. Он еще сильнее сжал ее руку.

– Давайте возвращаться. Вы напрасно себя терзаете...

– Возможно, но я прожила здесь столько лет, что просто обязана поблагодарить всю эту красоту и проститься с ней. Конечно, мне невыносимо сознавать, что она уже никогда не будет принадлежать моему Филиппу... Он так любил Фонсом! У меня разрывается сердце при мысли, что ему уже не суждено наслаждаться этим покоем, что его тень не потревожит будущих владельцев... Разве могли мы вообразить всего десять месяцев тому назад, что негодяй Сен-Реми добьется своего и что Кольбер, действующий с согласия короля, поддержит его требования в судах?

– Это тем более поразительно, что Бофор и Филипп признаны погибшими исключительно по докладу этого же человека. Никто не знал, что он отплыл вместе с флотом в качестве добровольца, под вымышленным именем...

---

16 Шевалье приходился братом монахине Луизе-Анжелике, подруге Людовика XIII, и зятем Мари-Мадлен, подруге Мадам и сочинительнице «Принцессы Клевской».