Узник в маске

Мы разработали план. Перво-наперво было решено поселиться на постоялом дворе близ аббатства Сен-Виктор, где останавливаются паломники, не обращающие внимания на дурную репутацию тамошних монахов. Достоинство этого места заключалось в том, что оттуда, прямо из окна, можно было следить за «Доблестным», стоявшим неподалеку. Я передал Гансевилю коня, которого успел приобрести, и пошел проститься со Ставросом. У него я и переоделся из греческого костюма во французский. Получив от меня несколько золотых, славный грек пообещал не покидать порт, пока в нем остается «Доблестный»: вдруг корабль уйдет из Марселя, так и не высадив на берег своего пассажира?

– Если это произойдет, – сказал Ставрос, – ты первым это заметишь и прискачешь галопом сюда, чтобы мы могли возобновить преследование. Я привык доводить порученное дело до конца!

Слава богу, не перевелись еще на свете достойные люди! Однако прошло несколько дней, а положение все не менялось. Мы с Гансевилем денно и нощно не отходили от окна своей каморки и все больше беспокоились. И вот однажды ночью на небольшой безлюдной площади неподалеку от постоялого двора появилась закрытая карета, окруженная всадниками. С парусника тотчас спустили шлюпку, и мы стали свидетелями той же сцены, что в Константинополе, только в обратном порядке...

Стараясь унять сердцебиение, мы молча спустились в конюшню, где оседланные лошади ждали нас ночи напролет. Через мгновение карета вместе с охраной неторопливо тронулась с места.

Так началась безнадежная погоня – безнадежная потому, что мы понимали: освобождение невозможно. Нас было всего двое, а наших противников – если не армия, то по крайней мере рота. Кроме этого внушительного эскорта, в Аксе прибавилось подкрепление. И все же мы не прекращали преследования. Дорога становилась все хуже, поднимаясь в горы, зато нам уже не составляло труда оставаться незамеченными. Карета двигалась все медленнее... Но верно говорят: как дорожке ни виться, а конца не миновать.

– Куда же привезли герцога? – не выдержал Персеваль.

– В Пинероль, крепость на савойской границе.

– Это название нам знакомо, – сказала Сильви со вздохом. – Ведь там заточен и бедняга Фуке... Как вы поступили потом?

– Отдохнули в соседнем городке и попытались собраться с мыслями, однако выхода так и не нашли. Гансевиль посоветовал мне вернуться домой и утешить вас; сам же решил никуда не двигаться, оставаться рядом со своим герцогом. Я тоже собираюсь вернуться туда. Возможно, нам все же улыбнется удача, и мы придумаем способ, как...

– Вы хоть раз видели его на протяжении пути? – перебил Филиппа Персеваль.

– Гансевиль подкупил разок в таверне слугу, который носил гостям еду и вино, и сумел подсмотреть одним глазом... Представьте себе, на всем пути между Марселем и Пинеролем герцога ни разу не выпустили из его тюрьмы на колесах! Вернувшись, Пьер упал мне в объятия и разрыдался, как дитя. Монсеньора не только лишили свободы, но и закрыли ему лицо маской. Маской из черного бархата...

Глава 13

Альпийская крепость

Той ночью Сильви долго не могла сомкнуть глаз. Она мысленно переживала только что услышанное, вспоминала былое и события недавнего прошлого, словно раскладывала невеселый пасьянс. Тишина в доме благоприятствовала размышлениям: никогда еще ее сознание не было настолько ясным. Она уже выстраивала нерушимую логику событий, начавшихся давней ночью в Валь-де-Грас^[20] и закончившихся недавним приключением Филиппа. Тому, кто не знал о тайне, окружающей род Бурбонов, эта логика ни за что не далась бы. «Христианнейший король» еще мог надеяться, что превратности боя лишат его родителя, само существование которого превращало его жизнь в кошмар, однако, боясь проклятия свыше, не дерзнул бы прямо или косвенно оказаться виновником смерти родного отца... Не годился даже несчастный случай: со Всевышним шутки плохи! Оставалось превратить отца в живой труп, позаботиться о его жизни, но отправить туда, где его никто не найдет и не станет искать. Теперь всему нашлось объяснение, даже маске! Во всей Франции не было более известного, более любимого лица, чем лицо герцога де Бофора, принца Мартига, «Короля нищих» и адмирала... Потому Людовик XIV и остановил свой выбор на Пинероле – узилище на краю света, где уже томился Фуке, его злейший недруг. Чувства молодого короля были Сильви понятны: тех, кто вызывал его ненависть, он прятал в одном и том же месте.

---

20 «Спальня королевы». Т.1.