63  

Он открыл свой портфель и извлек оттуда пространный документ. Король занес над бумагой руку, поглядывая на кузена.

– Полагаю, вы удовлетворены, дорогой герцог? Знаю, вы мечтаете о большом и сильном французском флоте. До этого еще далеко, но вам будет оказана вся необходимая помощь.[10]

Бофор сначала покраснел, потом побледнел. Его синие глаза загорелись восторгом. Он низко поклонился, шепотом произнес слова благодарности, потом, выпрямившись, спросил:

– Когда я отбываю в Брест?

– Чем раньше, тем лучше, – ответил Кольбер. – На восьми кораблях должны быть произведены плотницкие работы, затем необходима парусная оснастка. Вас ожидает господин Дюкен.

– Государь, – молвил Бофор, – вы претворяете в действительность самую заветную мою мечту. Однако...

– Вас что-то смущает? – высокомерно бросил король.

– Я не смогу спокойно отбыть на службу, пока госпожа де Фонсом не вернет своего сына.

– Много ли времени это займет? – ворчливо спросил Кольбер.

Бофор пригвоздил его к месту гневным взглядом.

– Если этим займусь я, то немного.

– В таком случае я даю вам недельную отсрочку, – молвил король. – После этого вы отбудете в Брест. Госпожа де Фонсом, королева будет лишена ваших услуг до тех пор, пока ваше спокойствие не будет восстановлено. Не забывайте сообщать мне о продвижении дела, которое я принимаю близко к сердцу, ибо остаюсь вашим другом. Вы научили сына играть на гитаре? – спросил король запросто.

– Не его, а дочь, государь. Филипп занимается только тем, что сажает себе шишки. Его ждет дорожка отца и деда...

– Тем лучше! Найдите его побыстрее. Я не могу разбрасываться своими будущими солдатами.

– Опять эта Шемеро! – простонала Сильви, направляясь в карете из Фонтенбло в Париж в обществе Персеваля. – Неужели она никогда не оставит меня в покое?

– Она не вспоминала о нас целых десять лет! А теперь решила, наверное, что настало время, – отозвался Персеваль. – Если говорить серьезно, то я считаю, что она воспользовалась освобождением Сен-Реми из Бастилии как удобной возможностью для возобновления козней. Представляете, что произошло бы, если бы ее протеже добился выполнения своих требований? Кто знает, она могла бы даже превратиться в герцогиню де Фонсом – ведь сейчас она вдова!

– Да вы с ума сошли! Чтобы этот авантюрист заделался герцогом де Фонсомом после того, как его стараниями пропал мой сын? Король этого не допустил бы!

– Я того же мнения, и вы правильно поступили, что пожаловались ему. Даже если этот Сен-Реми извлечет на свет свое пресловутое «обязательство», суд с ним не посчитается, если на то не будет высочайшего благоволения. Поверьте мне, после ареста суперинтенданта многие трепещут перед молодым полновластным правителем, жаждущим самоутверждения.

– Без всякого сомнения. Только это не вернет мне сына. Ах, крестный, мне страшно! Знали бы вы...

Он покровительственно обнял Сильви за плечи и привлек к себе.

– Знаю, моя малышка! Поплачьте, если это принесет вам облегчение. Только пускай вместе со слезами вас не покинет надежда... Я уверен, что Филипп жив и что вскоре мы получим требование выкупа.

Та же мысль не покидала Бофора, скакавшего в Париж в обществе своего верного оруженосца Пьера де Гансевиля. Они опередили карету Сильви на несколько лье, потому что очень спешили. Ведь ему отвели всего-навсего неделю на спасение сына и посрамление негодяев-похитителей! Срок очень короткий, однако Бофору предстояло в него уложиться, ибо он не смог бы зажить жизнью, о которой всегда мечтал, зная о несчастье Сильви. Его любовь разгорелась по прошествии времени с новой силой. Он боготворил ее, как мадонну, и жаждал как женщину из плоти с неукротимой яростью, которую напрасно пытался охладить в объятиях то одной, то другой любовницы. Тревожась за мальчика, который был ему дорог не меньше, чем матери, он одновременно испытывал тайную радость: ведь это похищение позволило ему снова превратиться в ее рыцаря, снова вступить ради нее в бой и наконец снова с ней сблизиться...

Подъехав к своему маленькому особняку неподалеку от ворот Ришелье, он спешился, бросил поводья слуге и вошел вместе с Гансевилем в дом. За долгие годы двух этих людей связала крепкая дружба, переросшая обычные отношения господина и оруженосца. Когда Жак де Брие, другой оруженосец Бофора, выразил желание постричься в монахи, к чему имел давнюю склонность, герцог почтил своим присутствием обряд посвящения в монастыре капуцинов, сделал щедрый взнос в монастырскую кассу и не стал подбирать Брие замену, так как высоко ценил дружбу с Гансевилем. Этот говорливый нормандец, любитель увеселений, отличный товарищ, прямой, как клинок, дамский угодник, знаток изысканных блюд, поклонник опасных приключений и драк, сделался еще более ценен Бофору, когда его стало не с кем сравнивать.


  63  
×
×