Узник в маске

– Экий вы быстрый! Просто мне пришлось дать ей слово дворянина. Вы не представляете, какую сцену мне пришлось пережить вчера прямо здесь...

Накануне вечером, вернувшись с верфей, где он наблюдал за постройкой нового судна и ремонтом шести старых, Бофор был вынужден принять посетителя, доложившего о себе как о «шевалье де Фонсоме». Для того чтобы пробиться к адмиралу, посетителю пришлось назвать свое имя многочисленным караулам, сторожившим старый арсенал, возведенный Генрихом IV, благодаря которым Фонсом чувствовал себя здесь, как у себя дома. Обнаружив, что «шевалье» – это Мари, переодевшаяся мужчиной, герцог был немало удивлен. Но еще больше его удивил излучаемый ею радостный свет.

«Я приехала, чтобы еще раз признаться вам в любви! – заявила она прямо с порога. Еще не оправившись от изумления, он запротестовал, сперва слабо, но она перебила его: – Здесь не место для споров и уверток. Предупреждаю сразу: я полна решимости стать вашей женой».

– Я хотел было, – продолжил свой рассказ Франсуа, – обратить это неслыханное заявление в шутку, но ей было не до шуток. Ее личико было настолько серьезно, что это не могло не произвести на меня впечатления. Выхватив из-за пояса кинжал, она приставила острие себе к горлу и молвила, что, если я не дам обещание взять ее в жены, она покончит с собой у меня на глазах. Мы были с ней одни, так как она потребовала «встречи без свидетелей ввиду важности дела»... Помощи ждать неоткуда. Меня покинула охота смеяться, так как в ее глазах я читал решимость выполнить обещание. «В вашем распоряжении всего десять секунд, – поторопила она меня. – Поклянитесь, не то...» Для пущей убедительности она кольнула себя кинжалом, и я увидел капельку крови. Поняв, что она готова идти до конца, я лишился рассудка. Она уже начала отсчет: «Раз, два, три, четыре, пять, шесть...» На счет «семь» я сдался и поклялся на ней жениться... Чертовка улыбнулась, убрала кинжал в ножны и сказала, что с самого начала во мне не сомневалась и что мне не придется сожалеть о своем обещании, потому что она сделает все возможное и невозможное, чтобы дать мне счастье. «Перво-наперво я рожу вам детей, чего не сумела сделать моя матушка»...

– Это было уже слишком. Давая клятву, я думал о Сильви, которая возненавидела бы меня на всю жизнь, если бы ее дочь из-за меня наложила на себя руки. Я сказал, что свадьба – дело будущего, что о ней не может быть речи перед военной кампанией, в которой мне предстоит сражаться с берберским беем Хассаном – перебежчиком-португальцем, адмиралом Алжира. Это будет таким затяжным делом, что она может спокойно возвращаться в Париж. Она отказалась, настаивая, что вернется только замужней и что ее не смутит, если для достижения этой прекрасной цели ей придется задержаться здесь на год, а то и на два. Я в ответ напомнил ей, что для брака требуются еще разрешения короля и ее родителей, то есть матери и брата, являющегося теперь главой семьи. На это она лишь улыбнулась – ведь она отлично знает, что Филипп будет счастлив, если я стану его зятем! Ждать его разрешения пришлось бы недолго: скоро он возвратится из Сен-Мандрие, куда я отправил его для инспекции фортификаций. Вот как обстоит дело на эту минуту, милейший Рагнель. Согласитесь, что я угодил в капкан, как последний кролик. Надо же было оказаться таким простаком!

– Вряд ли вы смогли бы повести себя как-то иначе. Я знаю, что Мари не занимать решительности, хотя и меня ее методы шокируют... Извиняет ее разве только любовь к вам чуть ли не с младенчества. Можно даже сказать, что ее любовь к вам по продолжительности равна любви Сильви...

– Сильви!.. – подхватил Бофор с болью в голосе. – Надеюсь, вы не считаете, что я мечтаю сделать ее своей тещей? На самом деле она уже виделась мне моей герцогиней, как вдруг...

– По-моему, наша единственная надежда теперь – на целительную силу времени. Вы поступили правильно, сделав упор на задержки, диктуемые обстоятельствами. Но... Не могли бы вы подсказать, где находится Мари сейчас?

– В Сольесе, в трех лье отсюда, у маркизы де Форбен. Как вам, возможно, известно, маркиза – мать госпожи де Раска, прекрасной Лукреции, любовницы моего брата Меркера, строящего для нее в Эксе так называемый Вандомский павильон. Нас с маркизой связывает давняя дружба, поэтому я и поручил Мари ее заботам, не уточнив, что речь идет о моей... невесте. Язык не поворачивается это выговорить! Я потребовал, чтобы вплоть до иных распоряжений это оставалось нашей с ней тайной.