Звезда для Наполеона

Сидя в кресле с ножками в виде львиных лап, он с насмешливой улыбкой смотрел на нее, явно забавляясь ее изумлением, тогда как она безуспешно пыталась собраться с мыслями. У нее появилось ощущение, что она сходит с ума. Только теперь она почувствовала, как смертельно устала: все тело ломило, ноги подкашивались. Даже не подумав о реверансе, она прислонилась к двери.

– Я хотела бы понять, – прошептала она только.

– Что? Как я смог оказаться здесь раньше тебя? Очень просто: Дюрок получил приказ подольше повозить тебя, прежде чем ехать в Трианон.

– Нет. Я хотела бы понять вас! Что вы от меня хотите в действительности?

Он поднялся, подошел к ней и хотел обнять, но она воспротивилась. На этот раз он был далек от того, чтобы рассердиться и только слегка улыбнулся.

– Испытание, Марианна, простое испытание! Я хотел знать, что ты за женщина в самом деле. Подумай, ведь я тебя едва знал. Ты упала мне с неба однажды вечером, как прекрасная звезда, но ты могла быть кем угодно: ловкой авантюристкой, куртизанкой, агентом принцев, преданной любовницей нашего дражайшего Талейрана… и ты должна признать, что последняя возможность была наиболее правдоподобной. Отсюда и испытание. Я должен был узнать, каков в действительности твой характер.

– Испытание, во время которого я могла умереть, – промолвила Марианна, еще слишком потрясенная, чтобы испытать облегчение.

Однако слова Дюрока мало-помалу пришли ей на память. Она поняла, что они нашли путь в ее сознании, и теперь она видит новыми глазами этого необыкновенного человека и в особенности его подлинное величие.

– Ты сердишься на меня, не так ли? Но это пройдет. Ты должна понять, что я имею право знать все о той, кого люблю.

– Значит вы… любите меня?

– Не сомневайся в этом ни на мгновение, – сказал он мягко. – Что касается меня… ты не представляешь, сколько женщин пытались послать с корыстными целями в мою постель. Все, кто меня окружает, пытаются подсунуть мне любовницу, чтобы иметь какую-нибудь выгоду. Даже члены моей семьи! Особенно члены моей семьи и особенно с тех пор, как я вынужден был развестись с Императрицей. Моя сестра Полина презентовала мне несколько недель назад одну из своих фрейлин, некую мадам де Мати, впрочем, очаровательную.

– И… она имела успех?

Он не мог удержаться от смеха, и, странное дело, именно его смех, молодой и задорный, развеял ревнивые подозрения Марианны лучше всяких слов.

– Да, – признался он, – вначале! Но я не знал тебя. Теперь все изменилось.

Он осторожно положил руки на плечи Марианне и привлек ее к себе. На этот раз она позволила это сделать, однако еще с некоторой напряженностью. Она изо всех сил стремилась постичь его, уловить стремительный ход его мыслей, восхищавший и пугавший ее. Она чувствовала, что ее любовь к нему не только не ослабела, но, наоборот, вышла из этого кошмара еще более сильной. Только он причинял ей такую боль!..

У нее было ощущение, словно она постепенно возвращается к жизни после тяжелой болезни. Она попыталась улыбнуться.

– Итак, – едва промолвила она, – я выдержала экзамен?

Он прижал ее к себе, сделав ей больно.

– Бесподобно! Ты заслужила быть корсиканкой! Хотя нет, ведь у тебя не рабская душа, гордая маленькая бывшая! Ты не двуличная, не корыстолюбивая, а только прямолинейна, искренна, честна. Если бы ты была такой, как я одно время опасался, ты капитулировала бы по всем пунктам, но ты не уступила ни на волосок! Между тем… ты не могла догадаться, как я прореагирую… именно ты, совершенно не знавшая меня! Я люблю тебя, Марианна, можешь быть уверена в этом и во всем остальном.

– Не только мой голос и тело?

– Дурочка!

Тогда наконец она сдалась. Наступила нервная разрядка. Вся дрожа, она плотно прижалась к нему, спрятав лицо в его плече, и зашлась в рыданиях, рыданиях наказанной и прощенной маленькой девочки, принесших ей облегчение. Наполеон терпеливо ждал, пока она успокоится, поглаживая ее поистине с братской нежностью. Он подвел ее к маленькому канапе и усадил, не отпуская от себя. Когда рыдания немного утихли, он стал шептать по-итальянски нежные слова, которые в первый раз произвели на нее такое впечатление. Мало-помалу его ласки и поцелуи успокоили ее. Наконец она освободилась от удерживавших ее рук и выпрямилась, вытирая глаза платком, которым наделил ее Дюрок.

– Простите меня! – пробормотала она. – Я такая недотепа.

– Может быть, если ты так думаешь. Но ты так прекрасна, что даже слезы не портят тебя.