Король нищих

Этого Сильви вынести не могла.

– Грегуар! – крикнула она, снова садясь в карету. – Немедленно едем отсюда!

Слова ее имели невероятное последствие. Все было так, словно она совершила святотатство. Пробудившись от экстаза, все эти люди набросились на нее с криками ненависти; кучер Грегуар поднял кнут, приготовившись к любым неожиданностям.

– Что она тут делает? Не пускать ее! Это шпионка Мазарини! Ну да, она мазаринка... Бросьте ее в Сену!

И раздался возглас, который в ближайшие месяцы будет звучать так часто:

– Смерть мазаринке!

Но Бофор это услышал. Оттолкнув девку, повисшую на нем, и поняв, что происходит, он бросился вперед и увидел Сильви, которую, несмотря на усилия Грегуара и двух лакеев, уже пытались вытащить из кареты. Франсуа, выхватив из рук Гансевиля полотенце, обвязал его вокруг бедер и побежал к карете, прокладывая себе путь плечами и кулаками; он вырвал Сильви из рук разъяренных людей, втолкнул в карету и, вспрыгнув на сиденье, закричал:

– Все назад! Она наш друг. Кто ее тронет, будет иметь дело со мной!

– Э, да мы не знали! – проворчал один из заводил. – Зато мы знаем, что у Мазарини везде шпионы.

– В это трудно поверить, если весь народ восстал против него! Эту даму зовут герцогиня де Фонсом! Постарайтесь запомнить это имя. А теперь откройте эти чертовы ворота Сен-Бернар и пропустите нас!

Встав на сиденье подобно древнеримскому вознице, Франсуа щелкнул кнутом, выхваченным у полуживого от страха Грегуара, и бросил лошадей с места в карьер. Люди едва успели распахнуть тяжелые ворота, из которых Франсуа выехал с диким криком. Вслед за каретой устремился Гансевиль: он вез одежду своего господина и держал под уздцы его коня. Монахи аббатства Сен-Виктор, мимо которых вихрем пронесся Франсуа, так и не смогли понять, кто был этот почти голый человек, на дьявольской скорости гнавший карету, – архангел Михаил собственной персоной или сам дьявол.

Через несколько минут Грегуар, пришедший в себя, осмелел до такой степени, что попросил нежданного спасителя ехать медленнее, воспользовавшись тем предлогом, будто «госпожу герцогиню трясет, как сливы в корзинке».

– Она и не такое видела! – расхохотался в ответ Франсуа.

– Может быть, но я посмею предложить монсеньору соблаговолить остановиться, хотя бы для того, чтобы он мог одеться. Боюсь, это произведет странное впечатление на соседей!

– Если хочешь, чтоб я оделся, одолжи мне свой наряд, милейший!

– По-моему, в этом нет нужды. За нами скачет конюший вашей светлости.

Карета остановилась. Франсуа спрыгнул на землю, подошел к Гансевилю и взял у него свою одежду; потом он вернулся к Сильви, которая ему улыбалась.

– Теперь, когда я выгляжу пристойно, – сказал он, целуя ей руку, – не разрешите ли вы мне проводить вас в Конфлан? По-моему, я вполне заслужил это.

– Садитесь! Вы этого больше чем заслужили, ведь я снова обязана вам жизнью.

Лошади понесли карету вперед уже не столь бешеным аллюром; какое-то время Сильви и Франсуа молчали, наслаждаясь чудом этих мгновений близости. Наконец Франсуа тихо спросил:

– Вы помните нашу первую поездку вдвоем, когда мы покинули Ане, чтобы искать убежища в замке Вандом?

– Разве такое можно забыть? Это одно из самых дорогих мне воспоминаний...

– И мне тоже. Я держал в своей руке вашу ручку, а потом вы заснули, прижавшись ко мне...

Говоря это, он завладел рукой Сильви. Еще потрясенная тем, что ей пришлось пережить, но вся во власти счастья близости с Франсуа, Сильви не отняла руку, хотя и возразила:

– Но я совсем не хочу спать.

– Тем хуже!

Он поднес к губам ее изящное запястье, нежно поцеловал и шепотом спросил:

– Почему ты ушла в ту ночь? Когда я, сгорая от любви, вернулся к тебе, сад был пуст, а моя хорошенькая птичка упорхнула. Тогда я вошел в дом через ворота, чтобы узнать, где ты, и поговорить с тобой, но слуги сказали, что ты уехала... Где ты была?

– В доме Мари Шомбер.

– Ты так сильно меня испугалась?

– О нет, любовь моя, я боюсь не вас, а себя. Если бы я осталась в саду, я, конечно, познала бы огромное счастье... Но за ним последовало бы страшное раскаяние...

Франсуа хотел обнять ее, но Сильви отстранилась.

– Повтори, что ты сказала! – вздохнул Франсуа. – Назови меня снова своей любовью.

– В мечтах я всегда обращалась к вам так, но у меня больше нет права мечтать. Подумайте, за кем я замужем!

– К черту вашего мужа, мадам! Почему вы всегда ставите его между нами? Мы любим друг друга... любим страстно! По крайней мере я! Разве это не единственное, с чем надо считаться?