Король нищих

– Так будет, пока я буду красива! – часто шептала она, внимательно изучая в зеркале свое очаровательное лицо и безукоризненное тело. – Пока буду красива! А что потом?

Через несколько дней герцог де Бофор наконец снова увидел зыбь моря и морской простор, которые он так любил. Но беглецов ждали затруднения. Когда Бофор с друзьями приехали в Гавр, их ждало разочарование: нанятый Кампьоном корабль вынужден был уйти в открытое море, спасаясь от шторма, который сорвал его с якоря. Однако не могло быть и речи о том, чтобы оставаться в Гавре и ждать нового судна в Англию: человек, управлявший городом от имени герцога де Лонгвиля, как и сам герцог, принадлежали к числу врагов Бофора. Тогда Воморен предложил отправиться во Франквиль, близ Ивето, где у них был друг, господин де Мелюн. Там они изменили свой план, и маленький отряд с облегчением погрузился на корабль только в Ипоре, близ Фекана. По-прежнему считая себя невиновным, Франсуа отправил своему дяде королю Людовику XIII письмо, в котором с большой почтительностью ставил его в известность о принятом им решении: «Отрицая обвинение, выдвинутое против меня вашим величеством, я рискую пренебречь тем уважением, какое питаю к вам, и навлечь на себя ваш гнев; признав себя виновным вопреки всему, я погрешил бы против моей совести и моей чести. Эти почтительные соображения вынудили меня направиться в Англию, куда я приехал навестить моего отца...»

Однако, встретившись в Лондоне с Сезаром, Франсуа пожалел о том, что бежал. Здесь вокруг отца собрались все недовольные французского королевства, настоящие или мнимые заговорщики, которых объединяло одно лишь сожаление о том, что им пришлось оставить во Франции, спасая собственные жизни. Среди них был Фонтрай, стоявший у истоков того договора в трех экземплярах, который грозил эшафотом множеству людей. Подобно многим другим, он вел беззаботную жизнь, выигрывая и проигрывая в карты то, что имел, но делал это с беспечностью, раздражавшей Бофора.

– Разве я не убеждал вас, что договариваться с Испанией – это тяжелая ошибка? – возмущался он. – И вот результат: Сен-Мар арестован, де Ту тоже, хотя он присоединился к заговору лишь из любви к королеве, сама она скомпрометирована, может быть, в опасности и ее жизнь, я и мои люди были вынуждены бежать, хотя они ни в чем не виноваты.

– Дорогой мой, заговоры – та же игра. Если они удаются, слава достается всем, если проваливаются, каждый спасается в одиночку. Я до сих пор не могу понять, каким образом Ришелье стала известна каждая статья договора. Значит, у него в руках оказался один экземпляр... а ведь их всего три. Чей же экземпляр попал к Ришелье – Месье или королевы? И каким образом?

– Я не могу ответить на ваш вопрос, но мне страшно за тех, кто остался в руках Ришелье... и его палача Лафма, – прибавил он, вспомнив о человеке, которого ненавидел больше всего на свете, но о ранении которого не знал. Странно, но в это мгновение другой образ затмил образ начальника полиции, и это был образ Сильви.

Все последнее время, если ему случалось думать о Сильви, Франсуа спешил как можно быстрее забыть о ней, чувствуя то же раздражение, которое охватило его в замке Ла-Флот, когда он узнал, что она отвергла предоставленное им убежище ради того, чтобы искать приключений с этой сумасбродкой Мари д'Отфор. В тот день он поклялся навсегда отречься от этой неблагодарной девчонки, и пока ему это удавалось. Почему же тогда из туманов над Темзой выплывала вдруг ее хрупкая грациозная фигурка и огромные золотистые глаза, которые всегда излучали такой дивный свет, когда смотрели на него? Он поспешил отогнать от себя этот образ и вспомнил прекрасное лицо королевы, вечной своей любви, затем не менее красивое лицо Марии, страстная любовь которой делала его счастливым. Но образ Сильви стоял у него перед глазами и никому не хотел уступать место. Тогда Франсуа перестал гнать от себя образ Сильви и с какой-то томительной, но приятной грустью предался воспоминаниям о своем отрочестве и счастливых днях, казавшихся ему такими близкими, хотя он и думал, будто навеки похоронил их в глубине памяти.

Но Франсуа заставил себя обратиться к сегодняшним событиям. Разве ему не предстоит преодолевать немало трудностей, чтобы он еще брал на себя поиски этой маленькой идиотки? И чтобы уверить себя, что он покончил с этой темой, Франсуа присоединился к веселой компании молодых людей, которые увивались вокруг герцога Сезара, и сильно напился, провозглашая бесконечные тосты в честь прекрасной герцогини де Монбазон: он вспомнил о ней лишь тогда, когда осушил до дна первый бокал. Вино было одной из возможностей успокоить собственную совесть!