Изумруды пророка

– Ничего подобного. Я ничего у вас не отнимаю, поскольку вы никогда ими не обладали, а ее высочеству они действительно больше не нужны...

– А как же эта бумага для нотариуса? Разве вы не должны отдать ему расписку?

– Я отправлю ее по почте перед тем, как покинуть Европу! Ну а теперь, дорогой граф, я думаю, мы с вами друг другу все сказали, и, поскольку у меня нет ни малейшего желания позволить вам меня преследовать...

С этими словами он поднял револьвер, но не успел нажать на спусковой крючок. Грянул выстрел, и Фриц фон Таффельберг с застывшим на лице беспредельным удивлением рухнул на каменный пол часовни, и в ту же минуту в дверях показался Морозини, за которым следовал Джузеппе, до того потрясенный, что никак не мог перестать стучать зубами. Появление князя было встречено бешеным ревом, и турок полетел на него, словно каменная глыба во время обвала, выставив вперед огромные ручищи.

– Берегитесь! – завопил Манфреди, но Альдо и без того был начеку.

Он увернулся, как делает матадор, на которого несется бык, и разогнавшийся Ахмет на полной скорости врезался в железную стенку фургона.

Он был настолько могучим человеком, что удар всего лишь оглушил его. Не сговариваясь, Морозини, Манфреди и Джузеппе на него навалились и крепко связали теми самыми веревками, на которых только что опускали гроб. Затем они отволокли его в часовню, усадили, прислонив к колонне, и вернулись к главному действующему лицу, не подававшему никаких признаков жизни. Опустившись рядом с ним на колени, Альдо взял его руку и пощупал пульс.

– Он умер? – дрожащим голосом еле выговорил Джузеппе.

– Несомненно! Я не собирался его убивать, но в спешке, должно быть, прицелился слишком верно...

– Надеюсь, вы не станете его оплакивать? – возмутился Манфреди. – Если бы вы его не застрелили, он убил бы меня. Дорогой князь, я вам обязан жизнью! Но что же нам с ним делать? И как поступить с пленником?

– Надо обратиться в полицию, – предложил Джузеппе.

– Да вы с ума сошли, друг мой! Что, по-вашему, мы должны им рассказать? – запротестовал граф. – Может быть, лучше всего было бы устранить и этого человека тоже?

– Только на меня не рассчитывайте, – сухо произнес Морозини. – Я не могу хладнокровно убить человека. И никогда не стану убивать беззащитного!

– Развяжите его, тогда увидите, какой он беззащитный! Если бы нам не удалось его скрутить, он бы всех нас здесь уложил!

И тут за их спинами раздался глубокий бас, изъяснявшийся, как и все прочие участники сцены, по-итальянски.

– Ничего подобного! Я всего лишь хотел убрать вас со своего пути, чтобы сбежать с фургоном! – сказал на удивление спокойный Ахмет.

– И куда вы собирались бежать? – поинтересовался Морозини. – В Америку?

– Нет. Я хотел вернуться домой, в Стамбул... Ведь теперь я свободен!

– Но разве раньше вы не были свободны? Насколько мне известно, слуга не является рабом, и вы были всецело преданы Таффельбергу.

– Я был именно рабом. Надо вам сказать, что пять лет тому назад я совершил преступление. Барон спас меня из рук палача с тем условием, что я сделаюсь его слепым и глухим орудием. Преданный слуга, как бы не так!

– Он заставил вас подписать бумагу, в которой вы полностью признавались в совершенном преступлении, и хранил ее при себе? – догадался Альберто Манфреди.

Турок гордо выпрямился, несмотря на стягивавшие его веревки, и, пренебрегая тем, кто к нему обратился, устремил взгляд своих черных глаз на Морозини.

– Нет. Никаких бумаг не было! У него было мое слово, и он знал, что я никогда его не нарушу. Пусть я убийца, но прежде всего я честный человек. Я и вам готов дать слово, если вы отпустите меня на родину. Никто никогда ничего не узнает о том, что здесь произошло!..

Наступило молчание. Три оставшихся персонажа этой драмы обдумывали только что услышанные ими слова. Наконец граф, пожав плечами, заметил:

– Гарантия немного слабовата, вы не находите?

– Нет, – отозвался Альдо, продолжавший смотреть в глаза пленнику. – Нет, я этого не нахожу. Мне достаточно будет его слова... Или я уже ничего не понимаю в людях...

– Вы хотите его освободить? А кто вам сказал, что он тотчас на нас не набросится? По-моему, лучше выдать его полиции.

– Вы бредите, мой дорогой граф! Вы можете себе представить, как полиция станет разбираться в этой более чем странной истории? Надеюсь, что у вас нет жгучего желания познакомиться со швейцарскими тюрьмами? Вряд ли они намного комфортабельнее всех прочих... А кроме того, если вы хотите, чтобы ваша жена оставалась в стороне от всего этого, вы бы только проиграли, обратившись в полицию...