Изумруды пророка

Наконец не стало и последнего покрывала, танец достиг апогея. Пектораль упала на ковер, туда же полетел и пояс, после чего Саломея, совершенно обнаженная, часто дыша, упала к ногам Морозини и обхватила его щиколотки... Неслыханным усилием воли он заставил себя подняться, стремясь прогнать искушение, развеять чары, но женщина, только что стоявшая перед ним на коленях, не переставая ласкать его, встала, обвилась вокруг него, подобно лиане, и принялась потихоньку раздевать. Он бессознательно попытался ее оттолкнуть, положил руки ей на плечи, но не смог этого сделать: всякое сопротивление было сломлено! У нее была такая нежная кожа, а ее аромат действовал на него как приворотное зелье. Минутой позже они уже ласкали друг друга на горе подушек... Альдо забыл все на свете... Но когда он взял ее, то чуть не вскрикнул он удивления: Саломея оказалась девственницей!

Она почувствовала, как он поражен, и еще крепче обняла его.

– Тише, тише! – прошептала она. – Так и должно было быть...

Позже он все-таки поинтересовался:

– Почему так и должно было быть?

– Потому что когда-то, в очень давние времена, один человек умер, отказавшись от дара, который я преподнесла тебе сегодня...

– Но это же просто глупо! Я не Иоанн Креститель, а ты не дочь Иродиады...

– Может быть, мы были ими прежде? Разве кто-нибудь это знает?.. Во всяком случае, когда я увидела тебя в тот вечер, я сразу поняла, что это ты – тот, кто должен был прийти, тот, для кого я берегла себя...

Он резко отстранился.

– Что за безумие! Послушай, давай договоримся, Саломея. Я любил тебя потому, что ты этого хотела, потому что ты сама назначила эту цену за сведения, которые я уже отчаялся получить... И еще потому, что ты очень красива, а я всего-навсего мужчина, ничем не лучше других...

– Ты что – сожалеешь?

Он пожал плечами, встал, обернул вокруг бедер одно из ее брошенных на пол муслиновых покрывал и стал искать сигареты. Нашел, прикурил...

– Я бы солгал, если бы стал отрицать, что ты заставила меня пережить минуты... ну, незабываемые, скажем так... Но ты должна знать: мы никогда больше не займемся этим снова!

– Боишься, что я стану привязываться к тебе? Нет, тебе нечего опасаться! Ты уйдешь свободным, я больше ни о чем тебя не попрошу. Наоборот, теперь настала моя очередь выполнять условия сделки.

Последнее слово она произнесла с такой печалью, что Альдо невольно вернулся к дивану, сел на краешек, взял тонкую руку молодой женщины и поцеловал в ладонь.

– Назвать этим словом то, что ты дала мне возможность пережить, было бы слишком грубо. Когда два человека, сливаясь, создают подобную симфонию, скорее следовало бы говорить о соглашении.

Пристально посмотрев ему в глаза, в самую их глубину, она улыбнулась с неожиданной на этом лице нежностью.

– Спасибо.

Она тоже встала и, приблизившись к жаровне, медленно потягивалась всем великолепным телом, наслаждаясь теплом. Это зрелище было до того исполнено чувственности, что Морозини благоразумно поспешил закрыть глаза. Ему очень не хотелось снова поддаться искушению... Но когда он опять открыл глаза, Саломея, уже одетая в далматику из золотой парчи, прикуривала. И к запаху его английского табака теперь примешивался запах «Латтакии».

– Хочешь еще кофе?

Он покачал головой. И тогда она, вместо того чтобы к нему приблизиться, подтянула к себе голубой кожаный пуф, расшитый серебром, и села напротив, по другую сторону кофейного столика.

– Я ничего не знаю о тех людях, которые хотят, чтобы ты нашел камни, но я скажу тебе, почему в этой стране к ним относятся как к худшему из проклятий и почему опасно даже упоминать о них: потому что это еврейские камни...

– Мне говорили, что сам Иегова некогда дал их пророку Илии. Насколько мне известно, Господь никогда не был евреем...

– Но зато его сын евреем был, а если ты будешь все время меня перебивать, мы никогда не дойдем до конца...

– Извини.

– ...потому что стали причиной смерти султана Мурада, и если они вновь вынырнут на поверхность, то, возможно, благодаря им выплывет и истина, похороненная много веков назад и связанная с происхождением того, кого они считают величайшим из своих правителей наравне с Сулейманом Великолепным: Мехмеда Второго Завоевателя, того, кто поработил Византию, столицу христианства, чтобы навеки подчинить ее исламу.

– И что же это было за происхождение?

– Еврейское.

Глаза у Морозини стали почти круглыми.