Бриллиант для короля

Шарлотта не ответила. Ее взгляд тоже был устремлен вслед королю, но выражал тревогу и беспокойство: прежде чем войти в бильярдную, король махнул рукой, подзывая к себе де Лувуа, а она не забыла его признания, которое так ее потрясло: «Я приберегал вас для короля». Но намного больше ее пугало другое: «Я не откажусь от вас никогда». Что предпримет этот человек, который совершил преступление, оправдывая себя безумством страсти, если его господин прикажет ему привести женщину, — по правде говоря, против ее воли, — в которую он так безумно влюблен? А как поступить ей самой, если вдруг однажды ее поведут в спальню короля? Собственно, как и другие, она не видела для себя никакого выхода... Кроме разве что самоубийства?

Зато граф был чрезвычайно далек от мрачных мыслей. Он уже видел себя супругом фаворитки, щедро одаряемой богатствами и почему бы не герцогским титулом?.. Услышав мелодию менуэта Люлли, донесшуюся из бального зала, счастливый граф почувствовал желание танцевать.

— Я хочу вас пригласить на танец, дорогая! Мы еще никогда с вами не упражнялись подобным образом!

— Какое изысканное, однако, приглашение! — заметила, смеясь, герцогиня Елизавета. — Вы хотите «поупражняться», Шарлотта?

— К сожалению, нет. Я предпочла бы остаться подле вас, Ваше королевское высочество, если бы вы только мне позволили.

— С радостью, — отозвалась принцесса, беря ее под руку. — Вы можете порхать, с кем вам вздумается, граф! Ваша супруга останется со мной. Но имейте в виду, что скоро ужин.

9 апреля состоялось обручение шестнадцатилетней дочери герцога Орлеанского с герцогом Виктором-Амадеем II Савойским, будущим королем Сардинии, которому исполнилось восемнадцать лет, и который на церемонии отсутствовал.

Его представлял юный герцог де Мэн, старший сын Людовика и мадам де Монтеспан, что приводило герцогиню Елизавету в бешенство. Незаконнорожденный будет представлять ее будущего зятя! Однако этот незаконнорожденный был любимым сыном Людовика. И мадам де Ментенон любила его не меньше. Он был болезненным юношей, и мать всячески заботилась о нем, постоянно посещая вместе с ним воды в Бареж, что в Пиренейских горах. Сейчас ему исполнилось четырнадцать, тогда как герцогу Шартрскому, любимцу герцогини Елизаветы, было всего только десять, так что он явно не подходил для этой роли...

Маркиз Фереро, посол Савойи, не участвовал в выборе, и герцогиня Елизавета усматривала в неугодном ей представителе жениха происки Ментенонши, всегда готовой сделать ей неприятность. И, вполне возможно, она не ошибалась, потому что при дворе было достаточно принцев крови, которые могли бы выполнить эту почетную роль. Однако двор единодушно объявил, что обручение двух милых детей будет представлять собой очаровательное зрелище, и герцогине пришлось смириться... На следующий день после обручения кардинал Бульонский благословил брак, и сразу же после церемонии король посадил прелестную юную новобрачную в карету, направлявшуюся в Шамбери, где ее ждал настоящий супруг и венчание.

Герцогиня Елизавета плакала, герцог Орлеанский тоже, легкое облако грусти окутало дворец после отъезда новобрачной, но эту свадьбу никак нельзя было сравнить со свадьбой в Фонтенбло, когда юная красавица принцесса уехала из Франции навстречу ожидающей ее трагической судьбе королевы Испании.

Спустя несколько дней после свадьбы король отправился в путешествие по Фландрии, которое должно было продлиться полтора месяца. Он взял с собой дофина, дофину, принцессу Конти, самую милую из его незаконнорожденных детей, и мадам де Ментенон, которая, само собой разумеется, ее растила. Герцогиня Елизавета по разным причинам не была приглашена, что ее весьма огорчило, и ее супруг весьма своеобразно врачевал ее раны.

— Я отказался ехать, и, стало быть, была ли у вас причина покидать наш дом? Или вам безумно захотелось месить дорожную грязь в обществе дамы, которую вы терпеть не можете? Лично я без всякого удовольствия видел бы ее рядом с братом.

— Но наша дофина, которую я так люблю, поехала с ними...

— Пустяки! Зато представьте себе, что по дороге они будут без конца молиться, заходить в каждую церковь и заезжать в каждый монастырь. Кто молится больше всех? Обращенные протестанты!

— Однако как вы любезны! А я кто, по-вашему?

— Вы — особый случай. Даже если бы я на вас не женился, вы все равно обратились бы в католичество. Вы слишком любите смеяться, чтобы оставаться преданной последовательницей толстого Лютера.