Слушай песню ветра

— Меня и старый адрес устроит, — сказал я, — может вы поищете? Старый адрес нашли — это оказался пансион недалеко от вуза. Я позвонил туда. Ответил, судя по голосу, комендант. Съехала весной, куда не знаю, — буркнул он и бросил трубку. Как будто хотел сказать: «И знать не желаю».

Так порвалась последняя ниточка, связывавшая меня с ней.

Я вернулся домой, открыл банку пива и стал в одиночестве слушать «Девушек Калифорнии».

18

Зазвонил телефон.

Я полудремал в плетеном кресле с раскрытой книгой. Только что прошел короткий ливень — деревья в саду все вымокли. После дождя задул сырой, пахнущий морем южный ветер. Задрожали листья растений в горшках на веранде, а за ними задрожали шторы.

— Алло, — послышался женский голос. Это прозвучало так, как если бы кто-то ставил хрупкий стакан на кособокий стол. — Помнишь меня? Прежде, чем ответить, я изобразил легкое раздумье.

— Как пластинки? Продаются?

— Да не очень… Кризис… Пластинки никто не слушает.

— Ага.

Она побарабанила ногтями по трубке.

— Пока нашла твой телефон, чуть с ума не сошла.

— Да?..

— В «Джей'з баре» спросила. А бармен спросил у твоего друга. Высокий такой и странный немножко. Мольера читал.

— Понятно.

Молчание.

— Все спрашивали, куда ты делся. Неделю не приходишь, так они уже думают: может, заболел?

— Даже не знал, что меня так любят…

— Ты на меня сердишься?

— Почему?

— Я тебе гадостей наговорила. Хотела извиниться.

— Насчет меня не беспокойся. Но если тебя это так волнует, то не покормить ли нам в парке голубей?

Она вздохнула, и я услышал, как щелкнула зажигалка. На заднем плане пел Боб Дилан

— «Нэшвилл Скайлайн». Наверное, звонок был из магазина.

— Да дело вообще не в тебе. Просто я не должна была так говорить, — сказала она скороговоркой.

— А ты к себе строга!

— Ну, стараюсь, по крайней мере.

Она помолчала.

— Сегодня мы можем встретиться?

— Давай.

— «Джей'з бар», восемь вечера.

— Хорошо.

— Я просто… попала в переплет.

— Понимаю.

— Спасибо.

Она повесила трубку.

19

Мне двадцать один год. Говорить об этом можно долго.

Еще достаточно молод, но раньше был моложе. Если это не нравится, можно лишь дождаться воскресного утра и прыгнуть с крыши Эмпайр Стэйт Билдинг.

В одном старом фильме про Великую Депрессию я слышал такую шутку:

«Когда я прохожу под Эмпайр Стэйт Билдинг, то всегда открываю зонтик. Люди сверху так и сыпятся.»

Мне двадцать один, и, по меньшей мере, помирать я пока не собираюсь. Спать же мне доводилось с тремя девчонками.

Первая училась со мной в одном классе. Нам было по семнадцать лет, и мы уверовали, что любим друг друга. Где-нибудь в темных зарослях она сбрасывала с себя коричневые туфли, белые носки, светло-зеленое платье и смешные трусы, явно не по размеру. Потом, чуть поколебавшись — часы. После чего мы сливались с ней в объятии на воскресном номере «Асахи Симбун».

Через какую-то пару месяцев после окончания школы мы внезапно расстались. Причину забыл — такая была причина, что и не вспомнить. С тех пор не встречался с ней ни разу. Иногда вспоминаю, когда не спится — и все.

Вторая девчонка хипповала. Шестнадцатилетняя, без гроша в кармане, без крыши над головой и к тому же плоскогрудая — она при этом обладала умными и красивыми глазами. Я встретил ее у станции метро «Синдзюку», когда там бурлила мощная демонстрация, парализовавшая весь транспорт вокруг.

— Будешь тут торчать, полиция заберет, — сказал я ей. Она сидела на корточках в перекрытом турникете и читала спортивную газету, выуженную из мусорного ящика.

— Ну и что, — сказала она. — Там кормят зато.

— Ой, худо тебе будет!

— Привыкну!

Я закурил и угостил ее тоже. От слезоточивого газа щипало в глазах.

— Ты ела сегодня?

— Утром…

— Слушай, я тебя накормлю. Пошли к выходу.

— Чего это ты будешь меня кормить?

— Ну… — Я не знал, что ответить, но выволок ее из турникета и повел по перекрытой улице в сторону Мэдзиро⁷.

Эта до крайности неразговорчивая девица жила в моей квартире с неделю. Каждый день она просыпалась к обеду, что-то ела, курила, листала книжки, пялилась в телевизор и иногда без видимой охоты занималась со мной сексом. Все, что у нее было — это белая холщовая сумка, а в ней толстая ветровка, две майки, джинсы, три пары грязных трусов и коробка тампонов.

---

7 Мэдзиро-район в Токио